И тут обособленность кончилась. Поверхность реки предо мной вспучилась горбом, я принялся яростно грести, пытаясь увести каноэ в сторону, а из глубины стала стремительно возноситься чернота — ярды и ярды мрака, омываемого набегающей водой.

Колонна тьмы взвилась ввысь — гигантская, длинная, извивающаяся шея, увенчанная кошмарной головой. Взмыв вверх, эта шея изогнулась грациозной дугой, так что голова оказалась как раз надо мной; словно зачарованный, глядел я в красные, подобно драгоценным камням сверкавшие в отраженном от воды слабом свете глаза чудовища. Раздвоенный язык трепетал в воздухе, потом раскрылась пасть, и я увидел зубы.

Погрузив гребок в воду, я отчаянным усилием послал каноэ вперед, ощутив на шее горячее дыхание бестии — нацелившаяся голова промахнулась на каких-нибудь несколько дюймов.

Оглянувшись через плечо, я увидел, что чудовище вновь примеривается, готовясь к броску, и понял, что на этот раз увернуться окажется труднее. Один раз мне удалось обмануть эту тварь, но сомнительно, чтобы такое получилось дважды. Берег был слишком далек и недосягаем, и единственное, что мне оставалось, — это попытаться увернуться и удирать. На мгновение у меня мелькнула мысль оставить каноэ, однако я был неважным пловцом, и это речное чудовище легко могло схватить меня в воде.

Теперь оно выжидало. Ему не было нужды торопиться. Оно знало, что заполучило меня, и на этот раз не хотело рисковать промахнуться. Оно двинулось ко мне — складки рассекаемой воды образовали за ним аккуратное V, длинная шея была напряженно изогнута, пасть открыта, и в звездном свете сверкали клыки.

Я резко повернул каноэ, надеясь сбить его с толку и заставить приготовиться к новой попытке.

При повороте каноэ накренилось, и что-то со стуком покатилось по днищу.

Услышав этот звук, я понял, что надо делать, — пусть это будет бессмысленно, нелогично, даже чертовски глупо, однако выбора у меня не было, а время стремительно таяло. Я не питал особых надежд на то, что осуществить задуманное удастся — собственно, это был даже не замысел, а просто инстинктивная реакция, — и уж тем более не имел представления, что делать дальше, если мне повезет. Но я должен был попробовать. Скорее всего потому, что никакой другой идеи мне в голову не пришло.

Ударом гребка я развернул каноэ, чтобы оказаться с тварью лицом к лицу. Потом протянул руку, взял удочку и встал в рост. Вообще-то каноэ не относится к числу устойчивых судов, так что стоять в них не рекомендуется, но мое оказалось исключением из правила, да к тому же я немало напрактиковался в этом фокусе за день.

На удочке у меня была тяжелая окуневая снасть с тремя рядами крючков — может быть, даже излишне тяжелая для удачной рыбалки.

Тварь была совсем рядом и уже разинула пасть, когда я отвел удилище назад, прицелился и размахнулся изо всех сил.

В каком-то остолбенении я смотрел, как взметнулась снасть, сверкнув металлом в отраженном водой звездном свете, и как влетела она в эту разверстую пасть. Какую-то долю секунды я выжидал, потом рванул удочку на себя и продолжал равномерно тянуть, чтобы все крючки впились как следует. Я почувствовал, что засели они прочно, — и чудовище оказалось пойманным на крючок.

Я не думал, как поступать дальше. Представления не имел, что мне делать с пойманным на удочку монстром. Скорее всего, мне и поймать-то его удалось как раз потому, что я ни о чем подобном не задумывался.

Но теперь, когда оно висело у меня на крючке, я сделал единственно возможное — быстро присел на корточки и покрепче ухватился за удилище. Голова чудовища резко дернулась назад, возносясь в небо, и катушка запела под убегающей лесой.

Я снова дернул удочку, чтобы крючки засели еще глубже, а на воде передо мной поднялась тем временем большая волна. Могучее тело стало вздыматься из воды все выше и выше, и мне казалось, что оно не кончится никогда. Голова на длинной шее металась взад и вперед, удилище дико дергалось, а я вцепился в него, как утопающий в соломинку, сам не понимая, почему. И при этом твердо знал, что мне совершенно ни к чему та рыба, которую я выловил.

Каноэ подпрыгивало и ныряло на волнах, поднятых движениями монстра, а я, скорчившись, вжимался в него, упираясь локтями в планшир и стараясь удержать центр тяжести как можно ниже, чтобы не дать суденышку опрокинуться. И вот каноэ все быстрее и быстрее помчалось вниз по течению, увлекаемое спасающейся бегством тварью.

Все это время я продолжал вцепляться в удочку. Я мог бы выпустить ее из рук и позволить чудовищу скрыться, но вместо этого все крепче сжимал удилище, а когда каноэ пришло в движение, издал упоенный торжествующий вопль. Эта тварь преследовала меня, считая своей добычей, но сама оказалась пойманной и, обращенная мною в бегство, панически удирала теперь, страдая от невыносимой боли.

Существо продолжало нестись вниз по реке, натянутая леса дрожала, каноэ мчалось вперед, а я орал, как шутовской ковбой на спине брыкающейся лошади. На мгновение я даже забыл, что происходит и что к этому привело. Это была дикая гонка сквозь ночь по речному миру, предо мною дергалась и корчилась тварь — временами над поверхностью выступала зубчатая гряда плавника на горбатой спине и тут же вновь скрывалась во вспененной воде.

Внезапно натяжение лески ослабло, а существо исчезло. Я остался один посреди реки, скорчившись в пляшущем на волнах каноэ. Когда волнение улеглось, я сел и принялся сматывать — леску. Мне пришлось изрядно покрутить катушку, прежде чем поводок с крючками перевалился наконец через борт и устроился на своем месте у конца удилища. Я очень удивился при виде снасти — мне казалось, что леска оборвалась и чудовище удрало, унося ее с собой. Но теперь стало очевидно, что тварь попросту исчезла, — крючки должны были глубоко впиться в ее плоть и могли освободиться лишь в том единственном случае, если существо растворилось без следа.