— Моя жена,— сказал майор, перехватив взгляд Люка.— Замечательная женщина. Посмотрите, как много характера в ее лице.

— Да, действительно,— согласился Люк, рассматривая портрет покойной миссис Гартон.

Она была изображена в розовом шелке с букетом белых лилий. Губы ее были сжаты в суровую линию.

— Замечательная женщина,— повторил майор,— она умерла больше года назад. С тех пор я сам не свой.

— Да? — заметил Люк, немного теряясь.

— Давайте сядем сюда,— показал майор на старые кресла.

Майор выпил виски с содовой и продолжал:

— Любому парню нужна жена, чтобы держать его в руках, иначе он разболтается.

— Но, право же...

— Мой мальчик, я знаю, что говорю. И заметьте, женитьба сначала кажется очень сложным делом. И парень, пожалуй, скажет: «Будь все проклято, я себя не переделаю!» Но потом он смирится. Это укрепляет дисциплину.

Люк подумал, что жизнь Гартона с женой больше напоминала военную кампанию, чем наслаждение семейным очагом.

— Женщины,— продолжал майор,—натуры очень странные. Иногда кажется, что они неприятны, но они поддерживают в мужчине дух.

Люк хранил почтительное молчание.

— Вы женаты? — спросил майор.

— Нет, сэр.

— В таком случае у вас все еще впереди.

— Ваши взгляды можно только приветствовать,— заметил наконец Люк.— В наше время мало кто одобрительно отзывается о браке, хотя так просто получить развод.

— Ха! Но молодежь вызывает во мне отвращение. Никакой энергии, никакой стойкости. И мужества нет!

Люк еле удержался от вопроса, что он подразумевает под мужеством, а майор продолжал:

— Лидия пользовалась в поселке всеобщим уважением. Она не терпела дерзости. За год у нас сменилось шестнадцать поваров... и горничных.

Люк подумал, что едва ли это можно было отнести к таланту управления миссис Гартон.

— И слуги действительно оказывались плохими? — поинтересовался он.

— Конечно. Хотя многие из них покидали нас сами,

— Да, крепкий характер. Но не было ли это иногда немного затруднительным?

— О, я не обращал внимания на такие пустяки. Я сам прекрасный повар и могу сварить и изжарить что угодно. Лидия была слаба здоровьем для домашней работы,

— Значит, она была не особенно крепкой?

— Она не сдавалась, но, как ни страдала, не получала сочувствия от докторов. В особенности от Хьюмбелби. Он, по-моему, был невеждой. Я сомневаюсь, знал ли он что-нибудь о неврозе сердца. Я даже рассорился с ним. Он не мог понять болезни Лидии. Я ему это высказал прямо в глаза, и после этого нас стал посещать доктор Томас.

— Он вам нравился больше?

— Безусловно. Если кто-нибудь и мог вылечить ее, то это Томас. И действительно, ей стало лучше, а потом все резко осложнилось.

— Это было мучительно?

— Да. Гастрит... Острые боли, слабость. Как бедняжка страдала! И не только от болезни, но и от сиделок. Лидия утверждала, что они ее отравили. Конечно, это неправда, но эти женщины не любили моей жены.

— Я полагаю,— сказал Люк,— что у миссис Гартон было много и преданных друзей в Уичвуде?

— Люди были к ней очень добры. Например, лорд Уайтфильд присылал ей груши из своей оранжереи. Приходили посидеть к ней и старые сплетницы — Гонория Уайнфлит и Лавиния Пинкертон.

— Мисс Пинкертон приходила чаще, не правда ли?

— Да. Обычная старая дева, но добрейшее существо. Она очень беспокоилась о здоровье Лидии.

Люк понимающе кивнул.

— В нашем местечке подавляющее большинство женщины и невозможно собрать порядочную команду для игры в гольф.

— А этот молодой антиквар?

— Нет, он в гольф не играет.

— А он давно в Уичвуде?

— Около двух лет. Неприятный парень. Ненавижу таких длинноволосых. Но, забавно, Лидии он нравился. Они сходились во взглядах. Она даже настаивала, чтобы я взял у него какие-то шарлатанские лекарства.

— А что за человек этот Аббот, местный нотариус, кажется?

— Говорят, он очень хитрый и ловкий,— ответил майор.— А в общем, не знаю. Я с ним поссорился. Незадолго до смерти Лидии я просил его засвидетельствовать завещание и с тех пор я его не видел, По-моему, это просто хам.

— Я тоже слышал, что он перессорился со всеми?

— Его беда в том, что он адски обидчив. Вы слышали о его ссоре с Хьюмбелби?

— А они тоже поссорились?

— Да еще как! И это меня не удивляет. Хьюмбелби был самоуверенный осел.