К исходу 1945-го года людей в ПГУ было занято втрое больше, чем в американском проекте. К 1950 г. число тружеников советской атомной бомбы возросло до 700 тыс. — в пять с лишним раз больше, чем у американцев. Больше половины из них заключенные. Треть — военнослужащие строительных частей МВД. Лишь 10 процентов служили по найму.

Директива Сталина требовала создать бомбу к 1948 г. Не успели. Первое испытание состоялось 29 августа 1949 г. На четыре года позже американцев. Сравнивать экономическую эффективность проектов бессмысленно, коль скоро речь о бесплатном труде.

Но разница очевидна. Ядерный проект США был оплачен госбюджетом из налогов с производителей экономически осмысленной продукции, ориентированной на платежеспособный спрос — жилых домов, автомобилей, комбайнов, одежды, продуктов питания и пр. Проект, в свою очередь, предъявил спрос, обеспеченный настоящими деньгами, к производителям стали, горнорудным компаниям, строителям, рабочей силе. Доллары, выплаченные разработчикам, стимулировали спрос на жилье, продукты, автомобили. Рынок в лице капиталистов с радостью кинулся производить все эти товары. У нас же деревянные деньги легли дополнительным грузом на маломощную группу «Б». Пришлось их изолировать. Для обитателей атомградов была создана закрытая система снабжения, существующая за счет недоедания всего прочего населения, сидящего на карточках.

Американская экономика расплачивалась за госпроекты тем, что хорошо умел производить ее внутренний рынок: твердой валютой. А советский проект оплачен не был. Он был силой вырван из демографической и сырьевой ткани страны. После него осталась дыра, заваленная фальшивыми рублями. Каждый сталинский проект оставлял за собой такую дыру. Постепенно они сомкнулись краями — и конец. В брежневскую эпоху катастрофу внутреннего рынка удавалось прикрывать экспортом энергоносителей на внешний рынок — за настоящие деньги.

А так — почти никакой разницы. У них Бомба, у нас Бомба.

10 февраля 1946 г. в «Правде» Сталин в очередной раз подчеркивает приоритеты, объяснив, что народу предстоит опять затянуть пояса, по крайней мере «на три новых пятилетки, если не более… Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей».

Что такое «наша Родина» — наше социалистическое Государство? Или наша Партия? Или лично товарищ Сталин с его неограниченной властью? Или, может, население? Ну это вряд ли. Научный агитпроп учит не видеть разницу между этими понятиями. Но разница существует — она проявляется в приоритетах. Неизбывность талонного распределения говорит о приоритетах совершенно ясно. Надо только научиться слушать действительность.

Куда уж дальше затягивать пояса после войны. Но затянули. Осенью 1946 года начинается голод в Молдавии и на Украине. В совсекретных сводках МГБ опять пишут про каннибализм и вымирающие села, попытки одичавших граждан бежать через границу. Дети, изучающие историю по советским учебникам обществоведения, называют этот период быстрым послевоенным восстановлением народного хозяйства. Группа «А» с новой силой высасывает ресурсы из экономики, Сталин проводит денежную реформу, сжигая рублевые накопления граждан. Впрочем, они все равно не имеют смысла: купить на них нечего.

Всего этого советские патриоты искренне (или не очень) предпочитают не знать. Как и того, что всюду, куда достала советская власть, немедленно и навсегда (до ее крушения) устанавливалось нормированное снабжение. Климат резко ухудшился?

А. П. Паршеву принадлежит популярная среди патриотической общественности фраза о том, что, де, Маргарет Тэтчер однажды «заявила примерно следующее, никак не пояснив: «На территории СССР экономически оправдано проживание 15 миллионов человек». Эта фраза, пишет Паршев, «как-то раз попалась ему в звукозаписи какого-то публичного выступления». Он, конечно, серьезно задумался. Не о том, чтобы уточнить источник, а о том, чем эта фраза из уст британского премьера грозит русскому народу. И заключил, что ровно столько человек, с ее точки зрения, достаточно, чтобы обеспечить сырьевой экспорт из России на потребу Запада. Остальных, следовательно, можно уничтожить. Такова логика Тэтчер в расшифровке патриота Паршева.

Очень характерно. Если бы наш пограничник чуть-чуть лучше представлял, как подобные слова воспринимаются в европейской аудитории, если бы он думал об экономике не штампами советской научной пропаганды, если бы он был немного свободнее от предубеждений, он, возможно, догадался бы, что 15 миллионов — это те, кто производил в СССР нечто имеющее потребительную стоимость. Товары и услуги, за которые можно получить полноценные деньги. В том числе, само собой, и экспортные углеводороды. Сложно сказать, включала ли «железная леди» в число «оправданных» 15 миллионов производителей водки и тружеников фабрики «Скороход», которые худо-бедно генерировали продукт для внутреннего спроса. Да это и не важно.

Важно, что патриот Паршев в принципе не может понять очевидного для М. Тэтчер факта: деятельность большей части тружеников СССР экономического смысла не имела и была экономически не оправдана. Так по-советски у него устроена голова: видит угрозу внешней агрессии там, где на самом деле наша внутренняя проблема. Когда цены на нефть рухнули, внутренний рынок захлебнулся в пустых рублях и ненужная продукция группы «А», лишенная рыночного спроса, переполнила заводские склады, правота «железной леди» проявилась со всей нелицеприятностью.