Клем распрямился и принялся вслушиваться в голоса крыс; они перекликались под шум бури; суденышко уже раскачивалось, и тут гул машин внизу смолк, уступив место шуму дождя и посвисту ветра. Через мгновение дверь распахнулась, и внутри появился Молодой Эфрам, по дождевику которого стекали ручьи воды.

— Ф-фу! Вот это настоящая буря!

— В самом деле? — голос Геркины мог показаться самым сухим предметом в комнате. — Никогда бы не подумала!

Молодой Эфрам только ухмыльнулся:

— Груз привязан надежно. Вода не поднимется больше, чем на несколько футов, поэтому оставайтесь здесь, и мы все пересидим. — Он затолкал мокрую шляпу в карман. — Я буду наверху в лоцманской рубке, если вам что-то понадобится… Клем, ты, наверное, знаешь наши порядки не хуже меня самого… но если что будет не так, кричите.

И он полез вверх по лесенке.

— Жуть, — буркнула кошка, поворачиваясь к Элизабет. — Ну и как, теперь тебе весело?

Баржу уже раскачивало по-настоящему, и кожа человеческого создания приобрела зеленоватый оттенок.

— Терпеть не могу никаких лодок. Mой папа каждое лето заставляет нас ездить на озеро, и я всякий раз под конец чувствую себя настолько мерзко…

Закрыв глаза, она откинулась на спинку кресла.

— Не стоит думать об этом, — посоветовал Клем. — Вспоминай свой дом. Представь, что ты вернулась, и это тебя ободрит.

Геркина вновь буркнула:

— Уж меня-то точно это ободрит!

Какое-то время они сидели, прислушиваясь к голосам реки, дождя и ветра, дружно старавшихся проникнуть внутрь каюты. А потом Клем услышал уже другой шум — дальний гул и грохот, которые доносились с верховьев. И сразу же он вспомнил о другой опасности…

— Селевой поток, — произнес Клем.

Тут грохот и треск окружили их, иллюминаторы по левому борту словно взорвались. Стенка каюты прогнулась и лопнула, грязь, камни и ветви хлынули внутрь, накренилась вся баржа. Клем попытался вскочить, однако стул его приник к столу, вместе с которым скользнул вниз, в дыру в стене, а потом и в реку.

Течение сразу подхватило Клема, попыталось подмять его и унести вглубь, однако он вцепился когтями в крышку стола и удержался на нем. Река заметалась, как загарпуненный аллигатор, перевернула стол вниз столешницей, и вода охватила Клема. Однако он только покрепче вцепился в стол, медленно, с усилием перебирая лапами, дотянулся до края столешницы и взобрался на нее. Тут его схватила мокрая и теплая рука, и он услышал голос Элизабет:

— Клем! Клем! Что с тобой?!

Задохнувшись, он попытался ответить. Клема повело в сторону, a потом оказалось, что дождь хлещет уже не так сильно. Отдышавшись, он принялся протирать глаза лапами.

Молния прорезала облака, и Клем увидел бурлившую под ним реку. Вода скользила под столом, его торчавшие вверх ножки зацепились за ветви баньяна. Рядом с ним на толстом суку устроилась Элизабет; с длинной шерсти на голове ручьем стекала вода. Баржи поблизости не было, дождь занавешивал все вокруг серым грохочущим пологом. Обхватив его голыми человеческими лапами, она закричала:

— Что случилось?! Где Геркина?! И где наш корабль?!

— Селевой поток! — завопил в ответ Клем. — Он катит в реку с горы, и в нем не столько вода, сколько камни и грязь! Я… — он умолк, потому что на них надавило нечто большое и прямоугольное; ветвь наклонилась и дрогнула, стол оторвался и направился вниз по течению реки, высвобожденный ящиком, ударившим в него. Элизабет сумела крепко ухватиться за ветвь, и Клем обнаружил, что слишком глубоко запустил когти в ткань, прикрывавшую ее ногу. Впрочем, отцепившись, он не заметил крови и отодвинулся со словом «Прости!».

Она ничего не почувствовала.

— А ты не видел Геркину?

— Я ничего не видел. Нам нужно продержаться, пока не кончится дождь, а потом попытаемся подняться вверх по берегу и посмотрим, что случилось с баржей!

Дождь начал слабеть прямо на этих словах; вой ветра в ветвях над головой превратился в ровный стук капель, только что царившая вокруг тьма начала рассеиваться, а внизу реки появились прорехи в облаках. Клем посмотрел на ветви. Ему еще не приходилось видеть, чтобы гроза уходила так быстро.

— Смотри-ка! — Элизабет поднялась на ноги, встряхнув ветвь. Она указывала на клок серой шерсти, появившийся посреди потока. — Геркина! Мы здесь!

Течение, подносившее лохматый комок поближе, заставляло его шевелиться, однако осмысленных движений со стороны подозрительного предмета не наблюдалось. Клем припал к ветке, чтобы Элизабет смогла наклониться. Обхватив ветку одной рукой, она нагнулась к поверхности реки, выудила из нее ком мокрой шерсти, а потом села, положив его на колени.

Это и впрямь была кошка — насквозь промокшая и неподвижная. Элизабет прикоснулась дрожащим пальцем к ее шейке.

Легкое прикосновение заставило голову откинуться без всякого сопротивления. Элизабет вздрогнула так, как если бы ее что-то ужалило, и уставилась на лежавшее на ее коленях тельце.

— Нет, — прошептала она, и Клем различил за шумом воды: — O, нет, Геркина, нет…

Клем подобрался поближе.

— Должно быть… она застряла под столом. — Он опустил лапу на колено Элизабет. — Мне очень жаль, кузина.

— Нет, — проговорила снова Элизабет, не отводя глаз от бездыханного тельца Геркины. — Нет, этого не должно было случиться! Она, то есть все это… это же сон… — Она осторожно прикоснулась к боку кошки, но та не пошевелилась. Солнечные лучи брызнули сквозь листву, разбрасывая вокруг мелкие тени, и Элизабет прижала к глазам свои лишенные шерсти лапы. Прячет глаза от солнца? Клем поглядел вверх. Тучи уже разделились на ватные горы, башнями уходившие в хрустальную синеву. Ветер стих, баньян окутало безмолвие. И Клем понял, что слышит теперь одни лишь рыдания Элизабет: даже река под ними притихла.