Шрифт:
— Брамульян, — сказал Али-Овсад, — пойдем чай пить. От жары очень хорошо чай.
— Что? Что он говорит?
Уилл перевел предложение мастера.
— Сеньоры, я никогда не пил чая! — закричал Брамулья. — Как можно брать в рот горячий чай — это кошмар! А что, он действительно помогает?
— Пойдем, сам посмотришь. — Али-Овсад повел чилийца в свою каюту, и Штамм неодобрительно посмотрел им вслед.
Уилл тяжело опустился в шезлонг рядом с Кравцовым и навел — в тысячный раз — бинокль на черный столб.
— По-моему, он искривляется, — сказал Уилл. — Он изгибается к западу. Взгляните, парень.
Кравцов взял бинокль и долго смотрел на столб.
“Чудовищная, уму непостижимая прочность, — думал он. — Что же это за вещество? Ах, добыть бы кусочек…”
— Кумулятивный снаряд, — сказал он. — Как думаете, Уилл, возьмет его кумулятивный снаряд?
Уилл покачал головой.
— Думаю, только атомная бомба…
— Ну, знаете ли…
Не было сил даже разговаривать. Они лежали в шезлонгах, тяжело и часто дыша, и пот ручьями катился с них, и до вечера было еще далеко.
На веранде кают-компании сидели полуголые монтажники, разноязычный говор то вскипал, то умолкал. Чулков в десятый раз принимался рассказывать, как его притянул столб и что бы с ним было, если б не подоспел Джим. А Джим, сидя на ступеньке веранды, меланхолично пощипывал банджо и хрипловато напевал: Oh Susanna, oh don’t cry for me, For I came from Alabama With my banjo on my knee. [11]
— Это что ж такое? — раздавался быстрый говорок Чулкова. — Вроде я не намагниченный, а он, подлец, меня тянет. Притягивает — спасу нет. Сейчас, думаю, упаду на него — и крышка.
11
О Сюзанна, не плачь обо мне, Ведь я пришел из Алабамы с моим банджо на колене.
— Кришка. — Американцы и румыны понимающе кивали. — Магнето.
— То-то и оно! — Чулков растопырил руки, показывая, как он шел на столб. — Тянет, понимаешь, собака. Хорошо, Джим меня обхватил и держит. А то бы — тю-тю!
— Тью-тью, — кивали монтажники.
— Oh Susanna, — вздыхало банджо.
— Джим дыржалу Чулков, — пояснил Георги. — Я дыржалу Джим. О! — Георги показал, как он держал Джима. — Инженер Кравцов дыржалу моя…
— В общем дедка за репку, бабка за дедку…
— Потом дыржалу Али-Овсада.
— Али-Офсайт, — уважительно повторяли монтажники.
— Это ж он скоро до луны достанет, — говорил Чулков. — Ну и ну! Чего инженеры ждут? Дотянется до луны — хлопот не оберешься…
Коренастый техасец с головой, повязанной пестрой косынкой, стал рассказывать о том, как он восемь лет назад, когда еще был мальчишкой и плавал на китобойном судне, своими глазами видел морского змея длиной в полмили.
Пошли страшные рассказы. Монтажники — удивительное дело! — отлично понимали друг друга.
Над океаном сгустился вечер. Он не принес прохлады. Пожалуй, стало еще жарче. В белом свете прожекторов столб, окутанный паром, казался фантастическим смерчем, вымахнувшим из воды и бесконечно бегущим вверх, вверх…
Люди были бессильны остановить этот бег. Люди жались к бортам плавучего острова, глотая тугой раскаленный воздух. Глубоко внизу плескалась океанская волна, но и она была горячей — не освежишься.
Брамулья лежал в шезлонге и смотрел на сине-черную равнину океана. Губы его слегка шевелились.
“Мадонна… мадонна…” — выдыхал он. Рядом, неподвижный, как памятник, стоял Штамм. Он стоял в одних трусах, со свистом дыша и стесняясь своих тонких белых ног.
Дизель-электроход “Фукуока-мару” — дежурное судно МГГ — пришел около полуночи. Он лег в дрейф в одной миле к северо-западу от плота; его огни обещали скорое избавление от кошмарной жары.
Грузовой и пассажирский лифты перенесли людей с верхней палубы плота вниз, на площадку причала.
Странно выглядела на ярко освещенном причале толпа полуголых мужчин с рюкзаками, чемоданами, саквояжами. Стальной настил вибрировал под ногами.
Блестели мокрые спины и плечи, распаренные небритые лица. Кто-то спустился по трапу, тронул босой ногой воду и с проклятиями полез обратно.
Наконец пришел белый катер с “Фукуока-мару”.
Расторопные матросы перебросили сходню, и тотчас по ней взбежала на причал худощавая блондинка в светлых брюках и голубом свитере. Те, кто стоял на краю причала, шарахнулись в сторону: чего-чего, а этого они никак не ожидали.
— О, не стесняйтесь! — сказала по-английски женщина, снимая с плеча кинокамеру. — Силы небесные, какая жара! Кто из вас доктор Брамулья?