Шрифт:
И вот Дуглесс стоит в ванной их номера, стоит уже полчаса и нервничает, будто девственница-невеста накануне первой брачной ночи! Дрожащими руками она побрызгалась духами.
Кажется, она наконец готова! И, распушив волосы, Дуглесс выскользнула из ванной комнаты. В спальне было темно, но она разглядела контуры кровати, которую ей предстояло разделить с Николасом.
Медленно подойдя к постели, она увидела его длинное тело под простынями. И коснулась его, шепча:
— Николас!
Однако рука ее наткнулась не на него, а на… подушку!
Она зажгла прикроватную лампочку и увидела, что Николас выстроил между ними что-то вроде баррикады из подушек, протянувшейся от изголовья до ног. Сюда были сложены все имевшиеся в помещении подушки! А за этой стеной, на дальнем конце кровати, повернувшись в ее сторону спиной, покоился он сам, и его широкая спина была похожа на еще одну баррикаду!
Закусив губу, чтобы не расплакаться, Дуглесс вскарабкалась на кровать и улеглась на самом краешке, стараясь не касаться ненавистных подушек. Свет она так и не выключила, потому что вдруг совершенно обессилела, и слезы, горячие-горячие слезы заструились по ее щекам!
— Ну, почему же? — шептала она. — Почему же так?!
— Дуглесс! — тихо произнес Николас, поворачиваясь к ней лицом, но не пытаясь перелезть через подушки и коснуться ее.
— Ну почему я так уж нежеланна для вас? — воскликнула она и тотчас, же возненавидела себя за этот вопрос, но у нее не осталось ни капли достоинства! — Я же вижу, — продолжила она, — вижу, как вы смотрите на других женщин, хотя — я это точно знаю! — и менее привлекательных, чем я, но на меня вы даже не взглянете! Ваши руки обнимали Арабеллу — хватали ее за все места! — но меня вы лишь иногда целовали и больше ничего! Вы занимались любовью со многими женщинами, а меня вы не хотите! Но почему?! Я что, не вышла ростом? Или слишком толстая? Или, может, вы терпеть не можете рыжих?!
Когда Николас наконец заговорил, Дуглесс поняла, что слова его исходят из самых глубин души.
— Никогда еще ни одна женщина не вызывала у меня такого желания, как вы, — проговорил он. — Да у меня все тело ломит от желания обладать вами, но я обязан вернуться! Я не хочу возвращаться, зная, что покидаю вас в горе из-за нашей разлуки! Когда я впервые вас увидел, вы плакали, плакали так сильно, что я расслышал вас через расстояние в четыре сотни лет! Я не могу позволить себе любить, а потом бросить нас здесь, зная, что вы погрузитесь в такое же отчаяние!
— Так значит, вы не хотите прикасаться ко мне потому, что не желаете, чтобы я страдала из-за вас, да? — спросила Дуглесс.
— Да, — прошептал он.
Дуглесс почувствовала, что вместо того, чтобы плакать, она вот-вот рассмеется. Выпрыгнув из постели, она встала и, глядя на него сверху вниз, сказала:
— Но вы же просто дурачок! Неужели непонятно, что, когда вы оставите меня, я буду страдать и томиться без вас ежедневно всю оставшуюся жизнь?! Да, я буду рыдать так долго, так громко, так надрывно, что меня будет слышно до самого начала времен! Ох, Николас, дурачок ты мой, разве ты не видишь, как сильно я тебя люблю?! И прикоснешься ты ко мне или нет, слез моих остановить ты все равно не сможешь! Помолчав немного, она с улыбкой добавила:
— Если уж мне суждено страдать, так почему бы тебе не оставить по себе такое воспоминание, которое позволило бы стряхнуть и Арабеллу с того самого стола!
Пока Дуглесс стоя произносила свою речь, Николас какое-то время лежал недвижно и смотрел на нее из-за подушек. Но уже в следующее мгновение он вскочил с кровати и бросился К ней. Дуглесс даже опомниться не успела, как ощутила вдруг близко-близко его тяжелое тело, почувствовала, что его губы целуют ее всю, что его руки обхватывают ее плечи, а потом — быстро, но решительно! — скользят все ниже.
— О Николас! — прошептала она. — Николас!
И вот он рухнул на нее, его руки и губы, казалось, были повсюду, да и сама она покрывала поцелуями все его тело. Он схватил ее пеньюар, и Дуглесс услыхала, как тот затрещал, разрываясь под его пальцами. И когда он впился своим горячим и влажным ртом в ее грудь, она даже вскрикнула в исступлении.
Да, это был он, ее Николас, которого она так страстно желала, о котором часами грезила! Его большие крепкие руки скользили по ее телу, своим большим пальцем он тихонько щекотал ей пупок, а его губы и язык не уставали играть с ее сосками.
Ее пальцы ерошили его волосы.
— Пустите же меня! — прошептала она. Ей всегда доставались мужчины, нуждавшиеся в ней, полагавшие, что никто не в состоянии дать им достаточно много. Весь сексуальный опыт Дуглесс сводился к знакомству с такими мужчинами, которые ждали лишь чего-то от нее! — Ну же, Николас! — пробормотала она, когда его губы заскользили вниз вдоль ее живота. — Право, Николас, я не думаю, что… — А руки его тем временем ласкали ее бедра, и его большой палец, осторожно поглаживая податливую мягкую плоть, продвигался все ниже, ниже…