Дуглесс не нужно было видеть, кто это без конца открывает и закрывает поставленную на охрану дверцу, как не требовалось ей усилий понять, зачем именно он проделывает все это! Она стала протискиваться сквозь передвигающуюся толпу экскурсантов теперь в обратном направлении.

— Я вынуждена попросить вас удалиться! — жестко заявила дама-экскурсовод. — Назад можете пройти тем же путем, каким мы пришли сюда!

Схватив Николаса за руку, Дуглесс оттащила его от звонящей дверцы и повлекла через следующие комнаты к выходу.

— Что за чепуху вы храните в памяти и излагаете по прошествии нескольких веков?! — гневно воскликнул он. С любопытством оглядывая его, Дуглесс спросила:

— Так все это — правда, да?! Ну, насчет леди Сидни? И насчет этого стола?!

Нахмурив брови, он резко ответил:

— Нет, сударыня! Конечно же, ничего подобного на том столе никогда не происходило! — И, повернувшись к ней спиной, он направился дальше, а Дуглесс стояла, улыбаясь, глядела ему вслед и отчего-то испытывала некоторое облегчение.

— Настоящий-то стол я отдал Арабелле! — бросил Николас через плечо.

У Дуглесс даже дыхание перехватило, она не могла двинуться с места и лишь смотрела, как он уходит, но потом поспешила за ним.

— Стало быть, вы все же обрюхатили… — начала было она, но он остановился и, обернувшись к ней, смерил ее презрительным взглядом. Временами он мог так посмотреть, что она и впрямь готова была поверить, что Николас — настоящий граф!

— Сейчас проверим, посмели ли эти ничтожества что-то нарушить и в моем кабинете, — воскликнул он, вновь отворачиваясь от нее.

Дуглесс должна была чуть ли не бежать за ним — так быстро его длинные ноги мерили пространство залов.

— Нет, туда входить нельзя! — вскричала она, когда он коснулся ручки двери, на которой красовалась надпись «Вход воспрещен».

Николас, однако, проигнорировал ее предостережение, и Дуглесс замерла на месте, ожидая, что сейчас опять раздастся звонок охранного устройства. Но его не последовало, и она решила рискнуть и двинулась за Николасом, ожидая, впрочем, что оба они сейчас вломятся в какую-нибудь рабочую комнату, где за пишущими машинками будут сидеть многочисленные машинистки.

Но машинисток внутри не оказалось, да и вообще в комнате никого не было. Вдоль стен громоздились поставленные друг на друга ящики, и, судя по надписям, в них хранились бумажные салфетки и все необходимое для чая. Из-за ящиков виднелись края красивых стенных панелей, и Дуглесс подумала, что просто позор скрывать такое чудо!

Они с Николасом прошли еще через три комнаты, и теперь стала особенно очевидной разница между отреставрированной и пока не тронутой еще частью дома. В комнатах, не предназначенных для посетителей, камины были разбиты, стенные панели отсутствовали, а когда-то декорированные потолки изуродованы разводами из-за протекавшей крыши. В одном зале кто-то из поздних владельцев, видимо потомков королевы Виктории, вздумал оклеить резные дубовые панели на стенах обоями, и Дуглесс видела, что в ряде мест реставраторы, по-видимому, с болью в сердце отдирали их от стен.

Наконец, пройдя через большую залу, Николас ввел ее в сравнительно маленькую комнатку с протечками по всему потолку. Широкие доски пола казались совсем прогнившими и потому опасными. Она остановилась на пороге, а Николас печально огляделся по сторонам.

— Когда-то это были покои моего брата, и всего лишь пару недель тому назад я находился в них, — тихо произнес он и повел плечами, как бы прогоняя от себя тягостные воспоминания. Шагая по подгнившим половицам, он приблизился к панели стены и нажал на нее — решительно ничего не произошло!

— Должно быть, замок проржавел, — сказал он, — а может, кто-то наглухо запечатал вход!

И, будто, как показалось Дуглесс, придя в страшную ярость, он принялся кулаками обеих рук отчаянно колотить по панели.

Не зная, что предпринять, Дуглесс кинулась к нему и, обхватив его руками, стала гладить по волосам.

— Ш-ш-ш, — шептала она ему, словно младенцу. Он прильнул к ней и обнял с такой силой, что у нее перехватило дыхание:

— Я хотел, чтобы меня вспоминали благодаря моей учености! — сказал он ей куда-то в шею, и в голосе его слышались слезы. — Я монахов посылал на поиск и переписку сотен томов книг! Я начал строить Торнвик! И еще я!.. Все теперь кончено!

— Тихо, да тише же!! — успокаивала его Дуглесс, обнимая за широкие плечи.

Он отстранился от нее и повернулся спиной, но Дуглесс заметила, что он украдкой вытирает слезы.

— А они… они помнят лишь эти мгновения с Арабеллой на столе! — обиженно воскликнул он.

Он снова повернулся к ней, и лицо его было искажено гневом.

— Но если б я остался жить!.. — продолжал он. — О, если б только я остался в живых, я бы все-все изменил! Я должен, обязан выяснить, что именно стало известно матери, какие сведения могли бы, по ее мнению, смыть пятна с моего имени и спасти меня от казни! И я должен вернуться назад!