Они уже поднялись выше последних клочьев тумана, и Купер окинул задумчивым взглядом бескрайнее вересковое поле. Он не очень серьезно воспринимал эту Диану Фрай, болтавшую о стимулах и противоположном мнении. Это звучало как-то не так. Интересно, не ходила ли она в последнее время на учебные курсы?

– Дженни скончалась у Девяти Девственниц, вон там, – сказал он. – Но мы не знаем, какой дорогой она ехала через пустошь.

– Какой бы дорогой она ни ехала, прошло почти три четверти часа с того момента, как Макколи видел ее.

– Хорошо. Получается, что она поехала длинной дорогой – в сторону Кошачьих Камней и Хаммондской Башни.

– Тогда идем туда.

Они пошли через беспощадно продуваемую пустошь. Однообразный ландшафт, где взгляду совершенно не за что зацепиться, наводил на размышления, от которых невозможно было спастись. Равно как и от присутствия человека, шедшего рядом.

Когда они добрались до Кошачьих Камней, казалось, ветер, завывавший между скал, усилился. Купер поежился, а Фрай только подняла повыше воротник. На Рингхэмской пустоши не было никаких признаков жизни, если не считать растительности, уже пожелтевшей и засохшей. У крутого обрыва на восточном конце пустоши виднелись очертания башни, все пространство перед которой было полностью открыто.

– Может, это испытание, Диана, – сказал вдруг Купер.

– Ты о чем?

– О том, что тебе подсунули Мегги Крю. Тебе досталась самая сложная работа. Например, запихивают тебя в медную трубу и смотрят, сумеешь ли ты выбраться с другого конца.

Сначала он подумал, что она оставит его слова без ответа. Фрай прошагала еще несколько ярдов, сосредоточенно глядя прямо перед собой и не обращая внимания на прелести окрестного пейзажа.

– Если я захочу, – сказала она, – я справлюсь с чем угодно.

Бену Куперу был хорошо знаком страдальческий вид. И именно так выглядела Ивонна Лич – как женщина, уставшая на протяжении многих лет бороться с ударами судьбы.

Но было тут и нечто большее. В ее глазах застыло выражение, которое Купер так часто видел у своей матери. На свете есть женщины, которые в силу некоторых причин берут на себя роль страдалицы, словно таков их удел. Одно время Купера так расстраивала эта черта характера матери, что он начинал испытывать злость, хотя уж на нее-то следовало злиться меньше всего. Прошли годы, и злость ушла. Взгляд миссис Лич вернул воспоминания.

– Простите за беспокойство, миссис Лич. Ваш муж сейчас дома?

– Нет. Я не знаю, где он, – ответила она.

– Может, он на ферме?

– Может быть.

Она задерживала Бена во дворе, оттесняя его от порога, так что ему пришлось отступить туда, откуда он не мог заглянуть в дом. Ее оборонительные действия Купера не удивили. Многие из мелких фермеров, чьи угодья располагались в горной местности, зарабатывали мало, особенно если в семье были дети. Но когда дела начинали идти совсем плохо, зачастую весь груз проблем падал именно на женщин; женщины первыми переживали тот внутренний надлом, который мог развалить их семьи и даже жизни. Они всегда пытались скрыть свое тяжелое положение. Но если имеешь свой опыт, то вполне можно научиться подмечать маленькие недвусмысленные сигналы бедствия.

– Я заметил, что «лендровера» во дворе нет, – сказал Купер.

– Тогда, наверное, он уехал.

– Вы знаете куда, миссис Лич?

Она пожала плечами.

– Он не всегда говорит мне, куда направляется. С какой стати?

В голосе Ивонны прозвучала вызывающая нотка, и Купер пригляделся к ней повнимательнее. Одежда хотя и старая, но чистая и аккуратно выглаженная. Волосы с проседью довольно давно не видели парикмахера, но были аккуратно причесаны и завязаны в узел. Купер заметил, что утром она даже потрудилась накраситься: на губах виднелись две неровные красные линии, а на щеках – следы пудры.

– Когда ваш муж вернется, передайте ему, пожалуйста, что мы хотели бы снова с ним поговорить, – сказал он.

Тут миссис Лич улыбнулась, улыбнулась на удивление ликующей улыбкой, хотя губы ее слегка дрожали. Купер спрашивал себя, не находится ли она на грани истерики, не подошла ли она к самому краю. Ему хотелось задержаться на какое-то время и поговорить с ней, посоветовать ей обратиться за советом к врачу, пока еще не слишком поздно. Хотелось объяснить ей, что «слишком поздно» – это самые печальные слова, какие существуют в языке. Но он не мог. Это не входило в его обязанности.

– Когда вернется, – повторила она. – Да, конечно, я скажу ему, когда он вернется.

– А как ваши мальчики?

Ее взгляд стал удивленным, даже немного расстроенным, словно ей только что сообщили плохую новость.

– Что?

– Уилл и Дагги, ведь их так зовут? Я видел их на днях. Отличные ребята.

– Да. – Миссис Лич вынула из кармана носовой платок и принялась теребить его, подозрительно поглядывая на Купера.

– Они ухаживали за хорошей телочкой. И сказали, что ее зовут Куколка.