– И что ответил лорд Бедингфилд? – спросила леди Кэтрин.

Спенсер помолчал, затем пожал плечами.

– Вроде бы он сказал, что детей должно быть видно, но не слышно.

Милтон занервничал.

– Если позволите, его светлость сказали нечто крайне неприятное, едва ли это стоит сейчас повторять. Я попросил лорда Бедингфилда удалиться, прежде чем спущу на него собак.

Эндрю стиснул зубы, сообразив, что лорд Бедингфилд, очевидно, сказал что-то недоброе Спенсеру.

– У нас нет никаких собак! – с недоумением проговорила леди Кэтрин.

– Я полагал, что нет необходимости сообщать об этом его светлости, – как ни в чем не бывало отозвался дворецкий.

В глазах Спенсера до сих пор полыхала обида, но на губах уже играла улыбка.

– На чем лорд Бедингфилд и откланялся, лишь слегка споткнувшись о наш порог.

– Он нечаянно наступил мне на ногу, – бесстрастно продолжал Милтон. – Очень неудачно.

– Он стал просто бордовый, – усмехаясь во весь рот, заявил Спенсер. – Никогда раньше не видел такого оттенка. – Представляю, как бы он рассвирепел, если б узнал, что у нас нет собак.

– Да, боюсь, его светлость уже не вернется, – с абсолютно серьезным лицом произнес Милтон. – Простите мою неловкость, леди Кэтрин.

– Думаю, в моем сердце найдется для вас прощение, – так же серьезно отозвалась леди Кэтрин и, обернувшись к Спенсеру, подмигнула.

«Что ж, одним претендентом меньше», – усмехнулся про себя Эндрю.

Кучер остался возле экипажа, Кэтрин вошла в скромный холл Ролстон-коттеджа.

– Добрый день, Бакстер, – кивнула она представительному дворецкому Женевьевы и откинула голову, чтобы встретиться с его стеклянным взглядом. – Миссис Ролстон дома?

– Хозяйка теперь всегда дома, леди Кэтрин, – мрачным голосом провозгласил Бакстер.

Кэтрин передала свою бархатную шляпку и кашемировую шаль в окорокоподобные руки Бакстера. Она видела дворецкого множество раз, но он по-прежнему поражал ее своими габаритами. Шесть футов и шесть дюймов – не меньше. Под черными рукавами строгого платья горой вздымались мощные мускулы. Его огромные размеры в сочетании с абсолютно лысой головой, золотыми кольцами серег в мочках ушей и манерой давать на все вопросы односложные ответы, придавали ему самый устрашающий вид. Разумеется, никто из встречавших Бакстера и представить себе не мог, что этот грозный великан любит цветы, как курица-наседка, квохчет над кошками, в огромном количестве живущими в доме у Женевьевы, и печет вкуснейшие лепешки. Бакстер охранял Женевьеву и ее зверинец, словно это были драгоценности английской короны. О своей хозяйке он всегда говорил: «Та, что спасла меня».

Кэтрин знала, что они с Женевьевой были знакомы еще в «прошлой жизни», до того как та поселилась в Литл-Лонгстоуне. Она всегда радовалась, что у Женевьевы есть такой сильный помощник. И защитник. Казалось, Бакстер способен голыми руками стереть в порошок скалу, а послушать Женевьеву, так он действительно это неоднократно проделывал. Кэтрин молила Бога, чтобы им снова не пришлось столкнуться с подобными испытаниями.

Бакстер проводил ее в гостиную и удалился. Через несколько минут в комнату вошла Женевьева. Зеленое муслиновое платье пастельного тона облегало ее безупречную фигуру, очень светлые волосы убраны в любимую ею простую прическу, которая лишь подчеркивала яркость голубых глаз и выразительность пухлых губ. В тридцать два года у Женевьевы все еще была нежная кожа молочного оттенка, и даже тоненькие линии морщинок вокруг глаз и на лбу не портили ее красоты.

– Какой чудесный сюрприз! – воскликнула хозяйка, осторожно ступая по кремово-голубому ковру. – Я думала, ты слишком устанешь с дороги и не сможешь сегодня меня навестить.

Женевьева, как всегда, послала ей воздушный поцелуй, прикоснувшись губами к кончикам пальцев в перчатке. Кэтрин возвратила ей поцелуй. Сердце ее сжималось от сочувствия: даже толстые перчатки не могли скрыть уродливость больных рук подруги.

– Ты ведь могла меня больше и не увидеть, – заинтриговала Кэтрин. – Нам надо кое-что обсудить.

Женевьева бросила на нее острый взгляд.

– Что у тебя с губой?

– Это часть того, о чем нужно поговорить. Давай присядем. Как только они устроились на мягкой парчовой тахте, Кэтрин рассказала подруге о выстрелах.

– Господи, Кэтрин! – воскликнула Женевьева. В ее глазах светилась тревога. – Какое чудовищное происшествие! Как ты теперь себя чувствуешь?

– Еще немного болит, но уже значительно лучше. Рана была поверхностной.

– Тебе повезло. Нам всем повезло. – На лице Женевьевы возникло гневное выражение. – Надеюсь, негодяй, который это сделал, будет арестован. Когда я думаю, каких бед мог наделать случайный выстрел... Ведь ты или кто-нибудь из гостей могли быть серьезно ранены. Или даже убиты. – Легкая дрожь пробежала по ее телу. – Ужасный, ужасный случай! Я так рада, что рана оказалась нетяжелой.

– Я тоже. Но... – Кэтрин глубоко вдохнула. – Я не верю, что это была случайность. – Она кратко пересказала Женевьеве разговор, который подслушала еще до выстрелов. Закончила она так: – Я молю Бога, чтобы это действительно оказалась случайность, но боюсь. Боюсь, что именно я могла быть настоящей целью. Кто-то, возможно этот сыщик, обнаружил мою связь с Чарлзом Брайтмором. А если так...

– Я тоже окажусь в опасности, – медленно проговорила Женевьева. На ее лице отразились глубокая печаль и сожаление. – О, Кэтрин! Мне так жаль, что наши отношения и моя книга поставили тебя в такое опасное положение. Это надо прекратить. Немедленно! Завтра же еду в Лондон и поговорю с нашим издателем. Я распоряжусь, чтобы мистер Байер раскрыл псевдоним и сообщил всем, что Чарлз Брайтмор – это я.