– Кое-что мне показал отец, после того как однажды я вернулся домой с разбитым носом, распухшими губами и двумя синяками под глазами. И боюсь, что остальное пришлось осваивать на собственном горьком опыте.

У Спенсера отвалилась челюсть.

– Вас кто-нибудь стукнул?

– Стукнул – это очень мягкое выражение для той трепки, которую я получил.

– Кто мог сделать такое? И почему? Разве они вас не боялись?

Эндрю расхохотался.

– Вот уж нет. Мне тогда было всего девять лет. Был я тощий, как воробей. Шел себе домой после успешной рыбалки на озере. Тут на меня налетели двое местных ребят. Оба были примерно моих лет, но не такие худые. Сначала дали мне в глаз, а потом отняли рыбу.

–Думаю, сейчас бы они не решились, – заметил Спенсер.

– Сейчас я устроил бы им представление получше, чем тогда, – согласился Эндрю.

– А потом они на вас нападали?

– О да. Поджидали меня каждую неделю на том же самом месте, по дороге с озера к дому. Я стал ходить другим путем, но они быстро поняли, что к чему. Они отравляли мне жизнь несколько месяцев. – На Эндрю нахлынули воспоминания. Он будто бы снова почувствовал стыд перед отцом за то, что являлся без рыбы, и ощутил унижение, что расплакался перед своими мучителями, хотя изо всех сил пытался сдержаться. Спокойный, проницательный взгляд отца, его слова: «Сколько еще ты будешь позволять этим щенкам лупить тебя и отбирать наш обед?» – с прежней болью отозвались в его сердце.

– А что случилось потом?

Эндрю вздохнул, и воспоминания моментально рассеялись, словно унесенные легким бризом.

– Я научился драться, научился себя защищать и расквасил им носы. Хватило одного раза.

Спенсер плотно сжал губы.

– Могу спорить, отец гордился вами, когда вы сумели справиться с этими негодяями, – в его словах слышалась печаль.

В словах мальчика явно слышалась боль. Сердце Эндрю наполнилось состраданием к этому мальчику, чьи душевные раны были очень глубоки. Несмотря на всю материнскую любовь леди Кэтрин, он все еще жаждал любви отца, хотел, чтобы его принимали таким, какой он есть.

– Да, мой отец гордился, – негромко произнес Эндрю, стараясь преодолеть спазм в горле и не желая давать волю чувствам. – И был очень доволен, что рыба больше не пропадает.

– Почему отец не ходил с вами на озеро, чтобы мальчишки на вас не нападали?

– Я сам себя об этом спрашивал. И его тоже. Я навсегда запомнил его слова. Он сказал мне: «Сынок, мужчина никому не позволяет драться вместо него. Если за твое достоинство должен драться кто-то еще, то оно вовсе не твое». – Эндрю улыбнулся. – Мой отец был очень мудрым человеком.

– Был? Эндрю кивнул.

– Он умер, когда мне исполнилось шестнадцать.

Лицо Спенсера подернулось печалью. Он-то понимал, что значит потерять отца.

– Вы часто... думаете о нем?

По тону мальчика было ясно, что вопрос имеет для Спенсера большое значение, а потому Эндрю задумался, прежде чем ответить.

– После его смерти я думал о нем все время. Пытался не думать, но не мог. Заставлял себя больше работать, чтобы утомить тело и мозг, чтобы не думать о нем. Но каждый раз, когда я вспоминал отца, было очень больно. Он был моим лучшим другом. И клянусь, ближе у меня никого не было.

– А где была ваша мать?

– Умерла родами.

– Значит, вы с отцом были одни? – пробормотал Спенсер. – Как я и мама?

– Да, наверное, так и было. С годами боль притупилась. Знаешь, как тупится лезвие у ножа. Нож все еще режет, но он уже не такой острый. Я и сейчас думаю о нем каждый день. Теперь уже не так больно.

– Как он умер?

В мозгу Стэнтона вспыхнул еще один образ. Он понял, что был не до конца честен со Спенсером, когда говорил, что со временем боль ушла.

– Он утонул. Однажды ночью на гавань упал густой туман. Он потерял ориентацию и упал с причала. – У Эндрю перехватило горло. – Он был здоровым и сильным, умел делать тысячи дел, но не умел плавать.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Взгляд Спенсера снова переместился на больную ногу. В комнате воцарилась тишина. Целую минуту слышалось только тиканье часов на каминной полке. Наконец мальчик поднял взгляд.

– Правда странно: единственное, что я умею, – это как раз то, чего не мог ваш очень здоровый отец.

– Спенсер, ты ведь умеешь не только плавать.

Мальчик покачал головой:

– Нет, я не умею ни драться, ни фехтовать, ни ездить верхом. – В его голосе появились горькие, безнадежные нотки, которые ранили Эндрю прямо в сердце. – Ничего этого я не умею. Потому мой отец меня и ненавидел.

Эндрю отошел от камина и сел рядом со Спенсером. Он хотел найти нужные слова, хотел возразить, убедить, что отец любил его и заботился о нем, но ведь Спенсер уже не ребенок. Он слишком умен, чтобы поверить в пустые заверения.

Наконец Эндрю решился взглянуть на Спенсера.

– Мне очень жаль, что между тобой и отцом было такое отчуждение, что он так и не узнал, какой ты замечательный. На самом деле это его потеря и его решение, ты сам от этого ничуть не стал хуже.

Во взгляде Спенсера промелькнуло удивление, потом благодарность, но затем его глаза снова погасли.