Прошел час, может, больше, когда раздался возбужденный крик Коваленко:

— Иди скорей сюда! Вот она! Голову видишь? — Толя показывал палкой в нору. Там, прижавшись к земле, свернулась гадюка. Мне она показалась величиной с анаконду средних размеров.

Подбежал Алексей, вооруженный суковатой дубиной, габариты которой наводили на мысль о предстоящей охоте на мамонта.

— Осторожно, — сказал я товарищам, — змея может ударить на расстояние, в полтора-два раза превышающее длину ее тела.

Я думал, что Коваленко тут же отреагирует: "Погоди, ее надо измерить…" Но на этот раз ошибся — уж слишком его захватила охота.

Я подцепил змею своей рогулькой, наспех выхваченной из кучи дров возле костра, она сразу же поползла из укрытия. И Алексей, изловчившись, нанес ей страшный удар своей дубинкой: этот удар мог бы проломить череп пещерному медведю.

Но он промахнулся. Земля от удара дрогнула… На нас посыпалась хвоя старой сосны… Алексей в возбуждении снова поднял дубинку.

— Погоди, — попросил я его, — ты еще нас перебьешь! И тут мне удалось прижать гадюку к земле. Толя

ударил два раза палкой, но змея вырвалась. Следующая сцена была очень похожа на главный эпизод из документального фильма о тигроловах. Возгласы и реплики у нас в точности соответствовали азартным крикам таежных охотников, берущих живьем матерого зверя.

— Держи крепче, а то уйдет! — кричал Коваленко, нанося удары палкой, от которых я с трудом успевал уворачиваться.

— Отойди!! — страшным голосом отвечал ему Алексей, не имея возможности опустить свое орудие смерти.

— Да возьми ты топор! — подсказывал я Коваленко. И Толя размашистым ударом канадского лесоруба

отсек змее голову. Топор так глубоко вошел в землю, что нам пришлось довольно долго его вытаскивать.

Мы не хотели ее убивать, но нам очень хотелось есть…

Я снял со змеи шкуру, выпотрошил, разрезал на равные кусочки, положил в крышку котелка и уже собирался было отнести на костер, как вдруг обратил внимание на большой пень, который кто-то из нас прикатил от реки.

Это оказался удивительный, ни на что не похожий, прекрасный пень! Потому что это был не безобразный обломок старого дерева, а аккуратно отпиленный пень. Его отпилили! Значит, неподалеку отсюда бывали люди! Как это взбодрило и обнадежило нас…

Мы съели змею всю без остатка, вместе с костями, и сошлись на том, что это деликатес без всяких натяжек. Да, если бы удавалось ловить их штук по шесть в день — по две на брата, — мы бы скоро окрепли!

Ночью, когда я грелся у костра, отчетливо послышались оживленные женские голоса. Они звучали где-то очень близко от нас. Уже хотел будить Толю и Алексея, как вдруг понял: это наша речка журчит на камнях.

Ярко сияла луна. Серебряный свет заливал всю землю вокруг, словно бы покрыв ее светящимся инеем. Перевернутый ковш висел среди звезд, и казалось, что так непривычно — ручкой книзу — он повешен чьей-то небрежной рукой.

Иногда на черной поверхности реки в лунном свете вспыхивали гребешки ряби — голубоватые, фосфоресцирующие язычки на фоне бездонной, аспидной черни. Тихая, таинственная игра света и тени…

Утром я подошел к пню, чтобы еще раз его оглядеть. Это был очень старый пень: более трехсот годовых колец ажурным узором расходилось от центра. Наверное, он долго плавал в реке, потом сох на солнце, обдуваемый ветром, пока не стал таким вот — серым, морщинистым. Откуда принесла его на этот берег река? А может, именно здесь стояло то старое, могучее дерево?

В этот день мы покинули место ночевки чуть позже обычного. Поднялись на обрывистый берег — низом по нему не пройти, прошли по верху сопки, спустились в распадок, снова взобрались на кручу и сразу остановились. Потому что перед нами внезапно, как будто в кино или во сне, открылась большая река. Енисей.

Мы совершенно не были готовы к такой неожиданной встрече и потому испытывали странные чувства, в которых радость почему-то мешалась с печалью. Я и до сих пор не знаю — откуда она, эта печаль!

И вот мы стоим на макушке сопки и молча глядим на деревню — пустынную, тихую: люди все на работе, наверное. Эти люди живут здесь, в тайге, и каждый день ходят в тайгу на работу… И, странное дело, мы почему-то не спешим в эту деревню, а по старой привычке рубим колья и ветви, собираем дрова для костра, а Леша без промедления принимается чистить грибы, которые нашли по дороге.

Да, мы рвались из леса, хотели скорей выйти к людям. А когда цель оказалась видимой, близкой, остались в тайге. Мы не могли уже просто взять и уйти из нее! Почему-то не хотели с ней расставаться.