– Нет, вы мне про вешать не говорили. Говорили, чтобы я не ставила их друг в дружку.

– Нет говорила! Я тебя предупреждала! Не делай того, чего тебе не велено!

И пощечина. Потом еще и еще.

– Сколько можно тебе говорить?! – И снова пощечины. – Я же тебе говорила, чтобы ты вешала чашки на крючки, там, под полкой!

Крючки я, конечно, видела, но не знала, для какой они цели. И никакие чашки не висели на этих крючках. Я пыталась объяснить, попросить прощения, обещала заплатить за разбитое. Она презрительно взглянула на меня.

– Из каких денег, дуреха? Эти тарелки стоят восемьдесят пять долларов за комплект на одну персону. Где ты возьмешь такие деньги?

Я была потрясена. Восемьдесят пять долларов! Откуда я могла знать, что красивые тарелки в стеклянном шкафу в столовой – это только для того, чтобы смотреть на них, а не есть из них?

– Ну что ты за дура такая! Надо же, мою лучшую посуду! Все чашки, блюдца, тарелки и прочее – это же такие деньги! Взять и разбить! Вот идиотка! Деревня! Сволочь!

Она больно схватила меня за руку. Я попыталась вырваться.

– Я больше не буду, мама. Клянусь, больше не буду!

– Еще бы! Только попробуй еще раз!

И сильный удар. Кулаком. В лицо. Потом еще и еще.

Я отпрянула, пошатнулась, теряя равновесие, и почувствовала, как глаз наливается, а нос начинает кровоточить после ее боксерских ударов.

– А теперь давай наверх и сиди в своей комнате весь завтрашний День. Дверь я запру. В церковь не пойдешь. И есть не получишь, пока не спустишься и не попросишь прощения – да так, чтобы я поверила, – за то, что испортила мою самую хорошую посуду, которую надо мыть вручную.

Всхлипывая, я бросилась вверх по лестнице, скорее в комнатку, обставленную мебелью, которую выбирали мы с Кэлом. За спиной у меня раздавались отборные ругательства. Китти поливала самыми ужасными словами «деревенскую нечисть», и мне казалось, что эти слова навечно врежутся в мою память. В коридоре я столкнулась с Кэлом.

– Что случилось? – встревоженно спросил он, поймав меня и заставив остановиться, а потом стал разглядывать мое лицо. – О, Боже! – простонал он, увидев следы ударов и кровь. – За что она тебя?

– Я попортила, ее лучшие тарелки… ручку у чашки отбила… ножик с деревянной ручкой положила в посудомойку…

Он решительным шагом направился вниз, и там я услышала, как Кэл впервые заговорил с Китти на повышенных тонах.

– Китти, если над тобой издевались в детстве, это еще не основание измываться над девочкой. Она старается сделать все как можно лучше.

– Ты совсем не любишь меня, – со слезами в голосе запричитала Китти.

– Нет, люблю.

– Нет, не любишь! Ты считаешь, что я ненормальная! Ты бросишь меня, когда я постарею и стану некрасивой. Ты женишься на другой женщине.

– Китти, пожалуйста, хватит об одном и том же.

– Кэл… Я не хотела… Я никогда не хочу делать ей больно. И тебе тоже не хочу. Я понимаю, что она в действительности не плохая… Просто что-то в ней… Со мной что-то, не понимаю… Кэл, я так хочу тебя сегодня.

Происходившее в их спальне – о, Господи! – сняло у меня всякие вопросы относительно того, почему Кэл так держится за нее, несмотря на пренебрежение со стороны Китти его мужскими достоинствами.

В этой спальне за запертой дверью он у нее становился совсем шелковым. Ему-то Китти не ставила синяков под глазом, не разбивала нос в кровь. Не знаю, что уж она там делала с ним, только наутро Кэл улыбался, глаза его сияли, походка стала легкой.

Это следующее утро было воскресным, и Китти простила мне поврежденные тарелки, простила отбитую ручку чашки и испорченный дорогой нож – после того как ей удалось удержать Кэла под каблуком. Однако когда мы с Кэлом оказались одни в машине – Китти в это время проверяла, что я сделала и чего не сделала, – он обратился ко мне, не глядя на меня:

– Я обещал сделать все, чтобы помочь тебе разыскать Тома. А когда ты будешь готова к поездке в Бостон, чтобы найти родителей твоей мамы, я проведу кое-какую разведку или заплачу другим людям, чтобы они провели поиск этой семьи. Это, должно быть, очень богатые люди. Сужу по тому, что, как я слышал, портретные куклы Таттертона стоят несколько тысяч долларов. Хевен, покажи мне когда-нибудь эту куклу – в тот день, когда ты сочтешь, что полностью доверяешь мне.

Чтобы доказать Кэлу, как велико мое доверие к нему, в тот же день, когда Китти поднялась наверх поспать, я позвала Кэла с собой в полуподвальное помещение. Вначале я загрузила в стиральную машину белье Китти, и, пока машина работала, я открыла свой драгоценный чемодан и с нежностью извлекла из него куклу.

– Отвернитесь, – приказала я, – мне надо поправить ей платье… А теперь смотрите. И скажите, что вы думаете.

Он опешил, глядя на куклу-невесту с серебристо-золотыми волосами, и на некоторое время, похоже, лишился дара речи.