— Что это значит? Вы должны были явиться ещё три дня назад! Где вы пропадали?.. — И, не дав Горшкову ответить, обратился к капитану: — Понимаешь, Алексей Иванович, я умоляю Коновалова, начальника Окружных автомастерских, дать хотя бы одну-две трехтонки. Ты думаешь, он дал? Мираж! Он говорит, машин нет, но я откомандирую к тебе механика, который стоит десяти трехтонок. Смешно! Как будто я могу возить продукцию на живом человеке!

Примак распалялся. Его густые брови-треугольники прыгали на лоб, короткие седые усы топорщились, в них тряслась крошка самосада. Погоны лейтенанта совсем не подходили ни к возрасту Примака, ни к полной, обрюзгшей фигуре. Он говорил без остановок, сам задавал вопросы и сам тут же отвечал на них.

— Теперь где этот механик? Его нет! Большое дело, что у меня срываются перевозки! Он где-то бродит, теряет документы, попадает в комендатуру. Очень мне нужен такой работничек!..

— Если не нужен, отпустите на фронт, — угрюмо вставил Горшков.

— Что?.. — Лейтенант вплотную подковылял к нему. — Нет, вы только послушайте, он поедет на фронт! А здесь кто будет воевать?..

Горшков промолчал. Он с трудом сдерживал непрошеную, неуместную улыбку. Старшина, просунув голову в дверь, давно уже потешался над горячностью лейтенанта; видно, такие случаи повторялись не раз и служили развлечением в тягучие часы дежурства в комендатуре.

Лейтенант вдруг выругался, схватился обеими руками за голову.

— Порожняк! Скоро его подадут. Мильон дел, океан работы! Извини, Алексей Иванович, я потом еще заеду. Ты подумай, может быть, и найдешь резину для прицепа, а?

И прежде чем Горшков успел опомниться, лейтенант схватил его за руку, потащил за собой на улицу и втолкнул в стоящую у подъезда эмку.

— Поехали, Сережа! Живо!

Молоденький паренек-водитель ответил: «Есть поехать живо» — и машина пошла, трясясь и подпрыгивая по крупному булыжнику. Замелькали темные домишки окраинных переулков, станционные огни отодвинулись в сторону и вытянулись в цепочку, сбоку ползли кирпичные заводские корпуса, их закопченные окна подмигивали отблесками электросварки.

— Механик! Шутка сказать! Он мне нужен, как воздух! Только настоящий! Если сработаемся, будете довольны.

Эмка вышла на асфальтовое шоссе. Шофер увеличил скорость. В машине сильно запахло бензином и отработанными газами.

Лейтенант чихнул, закашлялся.

— Чертова душегубка, чтоб ее холера взяла! — выругался он и опустил стекло.

— Вот цех. Мы его переоборудовали в первые месяцы войны. Раньше здесь штамповали ножи, вилки, кастрюли. А теперь… — Лейтенант оглянулся. Горшков стоял за его плечом. — Одним словом, работаем для фронта. А вы думаете, так просто было наладить это хозяйство?

Он кивнул на стену, где висела карта Советского Союза.

— План! Конечно, его можно составить и обеспечить снабжение сотен заводов. А каким планом предусмотришь появление тысяч вот таких маленьких производств? А ведь и нам — как вы думаете? — нужны станки, металл, инструмент… Фонды! Это сплошной кошмар! Но, слава богу, есть еще люди! Например, секретарь райкома Николаев. Нам дали кое-что, и мы пустили цех. Работаем ничего себе. Столяры едва успевают сколачивать тару, даже во дворе ящики с продукцией слежены под брезентом.

Примак взмахнул короткими руками и прищурил один глаз.

— Порожняк! Если бы вы, товарищ Горшков, могли представить на минуточку, как трудно получить в наше время товарный вагон — тысяча и одна ночь! И все же диспетчер звонит — подали! А мне стыдно, потому что я буду грузить его целые сутки… Четыре трехтонки — весь мой парк! Шофёры сменяются на ходу. Изделия, продукты, металл, стройматериалы — все надо возить. На хлебозавод я давно уже посылаю ломовую телегу: а попробуйте не подвезти рабочим к обеду хлеб — шутка в деле! Вы думаете, так не бывает?

Он задернул штору и, прихрамывая, заходил по комнате; его старческие одутловатые щеки подрагивали.

— Вы видели мою эмку? Она ведь еще ничего, правда? Ну, так отдаю ее за любой старый грузовик. Думаете, кто-нибудь берет? Нет. В моем гараже стоят еще четыре трехтонки, ну, кузова — холера с ними! — могли бы сделать плотники, доски есть. Нет моторов, коробок передач, я не знаю чего еще… Фронт. Солдат готовится к решающему наступлению, надо дать ему вдоволь боеприпасов, а они лежат здесь под брезентом и ждут грузовика…

Примак перестал расхаживать и остановился перед Горшковым, вопросительно подняв черные брови-треугольники. Тот пристально рассматривал лежащую на на столе бумагу. Лейтенант сел за стол и надел очки, Это было служебное письмо, отпечатанное на фирменном бланке с крупным заголовком: «Металлургический завод».

— Сколько весит ящик с боеприпасами?

— Тридцать килограммов, это без взрывчатки, заряжают в другом месте, — машинально ответил лейтенант. — А что?

— А сколько ящиков помещается в кузов трехтонки?