Шрифт:
Минуту спустя донесся плеск и фырканье, Это Тимка уже плюхнулся в озеро. Надя сошла с дороги на узкую, косо отходящую в лес, поросшую травой просеку и опустилась на колени: спелые ягоды ковром устилали землю.
— Надя…
Попутчик в первый раз назвал ее по имени. Она перестала собирать ягоды и подняла на него глаза.
— Вам предстоит долгий обратный путь уже без меня. Боюсь, что все-таки вы не сумеете обойтись без настоящего ремонта.
— Тебе какая печаль? У тебя свои заботы.
Попутчик не ответил. Наступила пауза. Через минуту он продолжал:
— Если по дороге нам встретится МТС, остановимся: там есть оборудование и, конечно, найдется кусок баббита. Я сделаю настоящий ремонт. Это займет пять-шесть часов.
Надя встала с колеи, подошла к нему и протянула полную пригоршню земляники.
Слесари сбежались смотреть на машину, которая прошла больше двухсот километров на куске кожи вместо подшипника. Старый мастер держал в руке спрессованный обрезок Тимкиного ремня, твердый и блестящий, как отполированная сталь. Он с уважением смотрел на человека в комбинезоне.
— Твоя затея?
Тот стоял, слегка согнувшись над станком, не отрывая взгляда от сверкающей баббитовой стружки, и растачивал только что залитый им же шатун. Мастер внимательно следил за каждым движением его тонких перепачканных пальцев.
Попутчик выключил самоход, тщательно промерил расточку и снял шатун со станка.
— Дай-ка сюда. — Мастер придирчиво осмотрел заливку, вынул из кармана металлическую линейку, ударил по шатуну. Раздался чистый, мелодичный звон. — Федька, — обратился он к парню в спецовке, — гляди, учись. Вот это работа!
Надя, стоявшая тут же, вспыхнула, как будто хвалили ее. Какой-то слесарь, приподнявшись на носки, шепнул Тимке на ухо:
— Другой год я у Мироныча, но первый раз слышу, чтобы он кого так хвалил.
Мастер отдал шатун.
— Залил, как медник, расточил, как токарь. А шабрить как будешь?
— Как положено — по всей площади касания, — ответил попутчик.
Старик закрутил седой ус и вдруг сказал:
— Оставайся у меня работать.
— Это невозможно. Ехать мне надо.
— Жаль, — огорченно сказал мастер. Попутчик внимательно посмотрел на него.
— В чем ваша трудность, отец? Мастер оживился:
— Да вот достался нам трофейный станок для шлифовки цилиндров. Месяца полтора, как привезен. Надо бы пару-блоков расточить — глядишь, еще бы два трактора в дело пустили. Да станок, понимаешь, какой-то заморский, мы таких сроду не видали.
— «Краузе», наверно? Горизонтальный полуавтомат с эксцентриковым шпинделем?
Мастер даже приоткрыл рот:
— Точно говоришь, «Краузе»! Стало быть, знаешь станок-то?
— Знаю. Наверчено там порядочно. Карборунды есть?
— Есть, есть, — поспешно сказал мастер, — вместе со станком привезены, целый ящик.
— А слесарь найдется, чтобы вместо меня помочь Надежде Степановне шатун на место поставить?
— Залитый да расточенный чего не поставить? — откликнулся кто-то из ребят.
Мастер обернулся.
— Вот ты и займись, Проша. Он сделает, товарищ, не сомневайся.
— Я не сомневаюсь, — серьезно ответил попутчик, но, отдавая шатун, сказал: — Когда кончите подгонку по валу, принесете показать мне, сколько синьки осталось; туго не затягивать, чтобы от руки провернуть можно было. Шплинтовать только шплинтами, не проволокой, и замки поршневых колец не забудьте как полагается развернуть.
— Все сделаю, как приказываете, товарищ механик, — почтительно ответил Проша.
Мастер доверительно притронулся к руке попутчика.
— Слушай, сынок, я же вижу, какой ты есть человек. Твое место здесь, около железа. Ты подумай да и оставайся с нами. Кто тебя упрекнет? Без машин да без хлебушка фашиста не прижмешь. А если семья, так приедут сюда. У нас на вольном воздухе здоровее, чем в городе.
Попутчик встретил внимательный Надин взгляд, закусил губу. Он долго молчал, потом сказал:
— Показывайте, отец, где этот «Краузе». И токарь ваш пусть с нами идет.
8
Через Шадринск проехали ночью. Это была последняя ночь путешествия. Ровные места кончились. Тракт начал петлять, обходя горы, покрытые лесами, — начинался Урал. Надя, видно, не раз ездила здесь: она уверенно вела машину по ночной дороге, почти не снижая скорости на поворотах, лицо ее было задуллчиво.
Но вот за стеклами промелькнул какой-то железнодорожный переезд, и Надя начала приглядываться к местности. А когда фары осветили очередной километровый столб, она вдруг остановила грузовик. Устало потянувшись, сказала: