— Надо ехать. Ты вот что, Кирюха, не переживай. Краски я доставлю.

— Возьмите же, деньги.

— Новый фокус — у больного деньги брать. Я найду.

— Ну, знаете… — Кирилл преданными глазами посмотрел на Леву. — Я комсомолец, в бога, конечно, не верю. Но вас мне, ей-богу, сам бог послал.

— Дурак! — нежно сказал Лёва. — Это тебя мне бог послал.

В коридоре топтался белобрысый парень с блокнотом в руке.

— Одну минутку, товарищ Королевич. Я из районных последних известий. Вы совершили благородный поступок. Я должен…;

— Ну-ну, давай без соплей. Я этого не люблю. — Лёва легко отстранил белобрысого и ушел, напевая:

Охра, сепия, кармин, Тушь, гуашь, ультрамарин!..

Через несколько минут он уже входил в раймаг.

— Привет, Борис Борисович! У вас есть, будьте любезны, краски?

— Здравствуйте, товарищ Лёва. Каких красок вам дать?

— Таких, какими Александр Степанович раскрашивал алые паруса.

— Какие паруса и какой Александр Степанович?! Не знаю, кого вы имеете в виду, но красок в нашей торговой точке полный ассортимент. Вот, к вашим услугам, — берлинская лазурь, изумрудная зелень, свинцовые белила, сурик, киноварь… Ай, всё, что хотите. Сколько возьмете?

— Все. Чохом по два тюбика. Заверните.

— Клавочка, обслужите оптового покупателя. Что еще прикажете, Лев Григорьевич? Случайно есть рубашки вашего размера, носки — безразмерные, макинтоши, галоши. Выбирайте.

Лёва рассеянно оглядел витрины, полки, прилавок. На прилавке лежал небольшой пестрый коврик.

— Возьму ковёр. Вот этот — сто на шестьдесят сантиметров. Впрочем, постойте… Кажется, у меня не хватит презренного металла.

— Ай, кого это волнует? Что я вас первый раз вижу? Пришлете остаток с попутной машиной. Я пока свои доложу. Клавочка, выбейте чек.

— Борис Борисович, вы не завмаг. Вы — маг! Маг и волшебник. Спасибо… Привет!

Держа под мышкой свернутый в трубку коврик и размахивая пакетом с красками, Лёва большими шагами пошел из магазина. Завмаг посмотрел ему вслед поверх очков.

— Сумасшедший. Кассирша Клава вздохнула.

— Эх, Борис Борисович, не читали вы «Алые паруса». Лев Григорьевич, по всему видно, надумал жениться.

Завмаг добродушно кивнул:

— Так я же и говорю, что он сумасшедший.

В женском общежитии — просторной комнате с узкими койками вдоль стен — художница рисовала на большом столе плакат: румяная большеглазая девчонка за штурвалом комбайна, и надпись: «Девушки! Смелее овладевайте передовой техникой». За согнутой спиной художницы стояли парни и, шушукаясь, следили за ее работой.

— Да ведь это Настя из четвертой бригады. Честное комсомольское!

— Какая еще Настя! — Художница засмеялась. — Это обобщенный образ. Понятно?

— Понятно — обобщенная Настя,

— Эх, кабы нам еще про химию чего-нибудь.

— Ну нет, — сказала художница. — Хватит. Загостилась я у вас. Да и красок больше нет.

— Краски есть. Вот они, пожалуйста, ваши краски. Оба парня и художница обернулись к дверям.

В дверях стоял высокий человек; капли дождя блестели на его кожанке, блестел лакированный козырек фуражки, блестели черные глаза, которыми он пристально смотрел на художницу.

— Вот краски, — повторил человек. — Понимаете, ваш Кирюха…

— Вы — шофёр Королевич? Из «Авангарда», — сразу сказала художница и улыбнулась ему, как другу.

Лёва, удивленный, рванулся с порога прямо на середину комнаты.

— Узнали? — озадаченно спросил он. — Узнала она меня, узнала! Понимаете, хлопцы!

Хлопцы попятились и тактично смылись из комнаты. Художница спросила:

— Что с вами? Вы, случайно, не…

— Только одну кружку пива. И то вчера с разрешения сержанта.

— Какого сержанта?

— Ну, которому я отдал на хранение Кирюшкин мотоцикл. Кирюшка-то ваш аппендицитом заболел. Да вы не беспокойтесь, с ним теперь все в полном порядке.

— Бедный Кирюша… — сказала художница. — Надеюсь, он скоро поправится… Спасибо вам. Давайте же краски.

Она протянула руку к пакету, но Лёва отступил, замялся.

— Понимаете… Уж больно отлично они упакованы, сам Борис Борисович постарался, как для оптового покупателя. Потом опять завязывать…

— Не понимаю?..

— Чего ж тут непонятного, — вкрадчиво сказал Лёва. — Ведь вы сами только что справедливо отметили, что загостились здесь. А у нас в «Авангарде» кружок хромает, можно сказать, на все кисточки. Лузгин, например, совсем зашился: не степь нарисовал, извиняюсь, а яичницу с луком.