— Не в мою. В пользу старика Леонтия Федоровича. — Данилов рассмеялся. — Между прочим, профессор рекомендовал мне вас троих для участия в интересующем нас деле как практикантов.

— В каком там деле! — с горечью воскликнул Миша. Его смуглое подвижное лицо с выступающими скулами и большие карие глаза выражали откровенное недовольство. — Товарищ подполковник! Ведь мы почти целую неделю вместе с дружинниками болтались по музыкальным магазинам, вылавливали этих бегунков, таскали их в пикеты. А что толку? У него спросишь: «Где взял пластинки?» А он отвечает: «Здесь в магазине купил, у какой-то тетки».

— «А зачем продаёшь?» — «Надоели, запись неинтересная». — «А почему — по три рубля?» — «А сам столько платил». И так отвечают все. И больше от них ничего не добьешься. Правда, Борис?

Борис промолчал, только пожал плечами. Он стоял у окна—высокий, стройный, светловолосый, типичный теннисист — со скучающим видом поглядывал на часы.

Рая сердито сказала:

— Я бы всех этих «бегунков» на вашем месте, товарищ подполковник, пересажала бы — и делу конец.

— В том-то и суть, что не конец. И не в этом наша задача. — Данилов легонько забарабанил пальцами по столу, скользнул взглядом по безучастному лицу Бориса.

Наступила длинная пауза.

Борис машинально вытянул из кармана свисток и принялся раскачивать его на цепочке. Миша смотрел в окно. За окном в чистом небе сияло солнце. Сколько весенних дней потеряно! И было бы из-за чего… Сначала и он и Рая обрадовались, думали — живая оперативная работа, борьба с умным преступником, поединок мысли, романтика. Не тут-то было! Поручили вылавливать мелких спекулянтов кустарными пластинками, сопляков… Практика, нечего сказать.

— Наша задача в том, — заговорил наконец Данилов, — чтобы, образно выражаясь, добраться до корней того анчара, на котором вырастают ядовитые плоды. Ведь какая получается картина? Приходит человек в магазин купить пластинку. Кто-то трогает его за локоть, шепчет: «Есть Лещенко, роки, твистик, известный американский дуэт Луис энд Келли. Отойдем в сторонку…» Вот так и продают из-под полы всякую пошлятину, записанную на костях, то есть на старых рентгенограммах.

— А кто записывает? — воскликнула Рая. — И где? Ведь для этого нужна целая лаборатория!

— Да, — сказал Данилов. — Сложная и довольно громоздкая аппаратура, микрофоны, резцы, снабжение сырьем и сбыт готовой продукции. Одним словом — фирма.

— Торговая марка «Музыка на костях» — череп и две скрещенные берцовки, — уныло сострил Миша. — Пока что знаем только мелких представителей сбыта этой фирмы, а за ними все ниточки обрываются.

— Не совсем обрываются, — сказал Данилов. — и напрасно вы думаете, что ваша кропотливая работа проделана зря. Из нескольких задержанных «бегунков» одного мы вызвали вторично. Уже не в штаб дружины, а сюда. И побеседовали с ним по душам. Представьте, он оказался десятиклассником. «Сроду таким делом, — говорит, — не стал бы заниматься, да вот Катюша…» Он, видите ли, одну свою подружку вздумал по театрам да по кафе поводить. Парень чуть не плачет: «Уж вы, пожалуйста, товарищ подполковник, не сообщайте в школу, выгонят меня из комсомола как пить дать. И Катюша узнает. Позор… Я вам по-честному все расскажу, только я и сам ничего не знаю». Борис насторожился.

— Как это — ничего? — недоверчиво спросил он. — Брал же он у кого-то пластинки.

— Да, брал, — сказал Данилов. — У одной женщины. Его свел с ней какой-то другой «бегунок». Встречались они на улице в разных, накануне условленных местах. Она передавала ему пластинки, тут же получала с него денежки. А сам, мол, продавай где хочешь и за сколько сумеешь. И будь здоров. Ни ее адреса, ни имени он не знает. Только наружность описал: дамочка лет тридцати, рост средний, соломенная блондинка, пальто серое, берет серый, особых примет нет. Да вот она, смотрите сами. — И Данилов вытащил из стола папку, а из папки — большую фотографию.

Студенты разом подошли к столу. В сквере, на фоне коллонады собора, женщина в светлом пальто на ходу вынимает из большой сумки пакет. Рядом идет молодой парень, его рука протянута к пакету.

— Чисто сработано… — сказал Борис и усмехнулся. Он взял в руки фотографию, долго ее разглядывал. — Как это удалось вам?

— Не мне.

Данилов нажал кнопку звонка.

Дверь раскрылась. В комнату вошел уже знакомый студентам милиционер. Он обдернул из-под ремня гимнастерку и опустил по швам руки с перепачканными в чернилах пальцами; одна его щека легонько оттопыривалась.

— Это он запечатлел гражданку Майковскую, — сказал Данилов. — Знакомьтесь, младший лейтенант Петр Воробьев, большой мастер моментальной фотографии, любитель неоспоримых фактов и мятных конфет. Младший лейтенант покраснел, судорожно проглотил леденец.

— Извините, Василий Иваныч…

— Ладно, чего уж там. Садись, Петя, и рассказывай, какие новые аккорды появились в музыке на костях.

— Дело прояснилось, Василий Иваныч. Только вот одно недостающее звено… — Петя поскреб в белобрысом затылке.

Данилов поморщился.

— Вечно у нас с тобой одного звена не хватает. Какого же?

— Разрешите по порядку?

— Да, именно по порядку, чтобы и нашим практикантам было понятно. А вы, молодые люди, не стесняйтесь, задавайте вопросы, предполагайте.

— Есть докладывать по порядку. Значит так… — Петя машинально полез в карман, вытащил жестяную коробочку с монпасье, но тут же спохватился, быстро спрятал ее.

— «Нет, все-таки он растяпа, неорганизованный какой-то», — подумала Рая и посмотрела на своих товарищей. Миша улыбнулся и подмигнул ей так, будто понял ее мысль. Борис продолжал небрежно вертеть в руках цепочку, но его красивое лицо показалось Рае напряженным; он все поглядывал на фотографию, лежащую на столе.