Шрифт:
– В природе каждой бабы – трепетать от страха… А в природе примата – устрашать… Помнишь, что дружок твой говорил?
Мария вдруг заплакала от отчаяния: и что же ей так везет на домогательства в последнее время? Витек, Гринфельд, Соколов – все как с цепи сорвались, кругом одни приматы! Ее возмущало свое собственное бессилие, но противостоять Соколову она не могла.
Соколов, услышав плач, отпустил Марию, обошел ее и забрал из ее рук кошелек.
– Смотри… Если грабитель требует у тебя кошелек, не давай его ему в руки… Достала – и отшвырни подальше, в другую сторону…
Мария не понимала, что происходит. Она перестала плакать и спросила у Соколова растерянно:
– Зачем?
– Всегда есть шанс, что, в отличие от меня, он заинтересуется кошельком больше, чем тобой. Он бросится за кошельком, а ты в это время рванешь в другую сторону, – говорил он уверенно и смотрел на Марию совсем не озлобленно.
Выглядел Соколов плохо: небритый, уставший. Он, казалось, вышел из роли злодея и теперь стал наставником Марии. В роще было тихо. Мария взглянула на свой дом: почти все окна светились, еще было не так поздно.
Соколов вернул ей кошелек.
– Когда вы меня отпустите? – Ей не терпелось добраться до дома. Мария поняла, что все это лишь шутка, не больше.
– Нескоро… Программа у нас с тобой сегодня длинная. – Соколов оглядел Марию с головы до ног: сегодня она была одета соблазнительно. Недоумевал, почему Мария не одевается так ежедневно? И ей вдруг снова стало не по себе: «А вдруг он все-таки не разыгрывает меня? Вдруг он так заставляет меня расслабиться?»
Мария бросилась бежать. Соколов тотчас выхватил пистолет, с громким щелчком перевел его в боевое состояние.
– Стоять! – закричал он громко, будучи уверенным, что его никто не может услышать.
Мария остановилась на месте как вкопанная.
Поигрывая пистолетом, Соколов подошел к ней.
– Чего остановилась? Запомни: если преследователь еще не успел направить на тебя пистолет, не останавливайся. Потому что шансов, что он в тебя попадет, – только четыре процента. Это средняя статистика попаданий в убегающую мишень. Поняла?..
Мария вздохнула и устало произнесла:
– Я поняла… Но я больше не могу… Что вы меня тут, как собаку, дрессируете?
– Ты должна стать сильнее, понимаешь? Ты должна стать сильнее! Все, урок окончен, иди домой. И никогда не натравливай на меня милицию. Я не люблю находиться за решеткой. У меня насчет этого свои, так сказать, мрачные воспоминания.
Только сейчас Мария заметила на его руке татуировку.
– Если еще раз выкинешь такой фортель – так дешево, как сегодня, уже не отделаешься, поняла? – Соколов посмотрел на нее сурово, Мария опустила голову.
– Я пойду. Мне пора. Я поняла все. Честно, – она говорила отрывисто и тихо, но уверенно.
Он ничего не ответил ей, и Мария пошла к дому. Соколов долго смотрел ей вслед, потом сел в свою машину и уехал.
Глава четвертая
Мария шла медленно, ей было тяжело делать каждый шаг. Невероятная усталость сковывала движения. Поднялась с трудом на свой этаж, открыла дверь и сразу же села на стул. Она даже не могла раздеться. Из комнаты Даши доносились звуки музыки, мелодия была похожа на те, что Мария слушала в молодости: все возвращается. Дочь вышла в коридор и скептически посмотрела на часы. Она выглядела заспанной, хотя и была одета: рубашка в клеточку, потертые рваные джинсы – так было модно. Мария, конечно, не одобряла выбор дочери. Дашка выглядела словно оборванка, но так одевались все ее подруги, когда не ходили в школу. В обычной, «школьной» одежде Даша выглядела совсем ребенком, но уже стремилась казаться старше. Все дети смешны в своем стремлении повзрослеть.
– Мам, можно извечный вопрос: где ты была? Опять маньяк? – иронично оглядев мать, спросила Даша. Она действительно долго ждала Марию и уснула лишь случайно, даже не разделась.
Мария зарыдала.
– Мам, что случилось? Ну что случилось? Ну, мам! Почему ты опять плачешь? – Даша встревожилась.
– Доченька… Ну почему все женщины такие слабые? И почему мужики такие подонки?..
Даша обняла ее. Марии никогда не хотелось внушать дочери такие вещи, но сейчас она просто не отдавала себе отчета в том, что выкрикивала, судорожно сжимая Дашину руку. В прихожей горел тусклый свет, музыка настойчиво напоминала Марии о далеких временах, когда она еще строила радужные планы, мечтала о хорошей семье, детях…
– Мама, не плачь. Я же с тобой, – пыталась утешить ее Даша, но Мария расплакалась еще сильнее.
– Тебе давно пора спать. Да ты и спала, как я вижу, – Мария говорила сквозь слезы.
– Но ты плачешь, мам! – Даше было очень жаль мать, она не знала, чем может ей помочь. Оставлять ее плачущей в прихожей девочке не хотелось.
– Я уже почти успокоилась. Иди в свою комнату. Я не буду больше плакать. Честно.
– Обещаешь? – Даша недоверчиво посмотрела на мать.
– Обещаю, дочка.