— Ой, да господи, Боря! Что ты выдумываешь. Да так весь Бней-Брак ходит.

— Да нормально он был одет, — поддержал Санька, — я тоже таких у вас видел. Один к одному!

— Ну конечно! — мне стало обидно, что и тут мне нет веры. Да что же это такое, в самом деле? Санька будет меня учить, как одевались мои предки, даже если я их в глаза никогда не видел! — Где ты в своем Бней-Браке литвака с такими пейсами видел, Эфраим?

Плоткин задумался.

— Литвак — это фамилия? — уточнил Санька.

— Литвак — это образ жизни, — сказал я. — Это религиозное направление.

— Фанатик? — прояснила Светик.

— Не без того.

— Да, пожалуй… литвака с большими пейсами пожалуй что и не видел, — вдруг пробудился от воспоминаний Плоткин, растягивая узел своего галстука. — А вот хасида… видел, между прочим, хасида в галстуке. Точно. Видел. Эка невидаль, хасид в галстуке.

— Вот видишь, Мутант, — Санька закурил и развалился на стуле, — дуришь ты нас зачем-то. Как, Света, думаешь? Дурит?

Светик, не оборачиваясь на него, пожала плечами:

— Кста, могу в Сетке порыскать, если нада.

— Порыскай, — поддержал я, — много интересного узнаешь. Есть даже такой хасидский анекдот. Хасиды во время молитвы подпоясываются, чтобы отделить «высокое» от «низкого». А литваки — нет. Вот в хасидской ешиве ученик и спрашивает у ребе, чем же отделяют «высокое» от «низкого» литваки. А тот отвечает: «Галстуком». — Я принужденно рассмеялся, но меня никто не поддержал. Пришлось объяснять: — Хасиды верят еще и сердцем, а литваки только головой.

Молчание.

— Вот и намекают, что у литваков сердце осталось в «низком», — все-таки закончил я.

Светик, Санька и примкнувший к ним Плоткин мрачно на меня смотрели. Наконец, Санька разжал губы:

— Ха. Ха. Ха. Никому еще, Боренька, не удавалось вот так, с ходу, придумать анекдот. Во всяком случае смешной. Трудный это жанр. Так, Света?

— Там еще было, что у литваков — галстук, а у арабов, вообще… как это… — продолжил я зачем-то. — Ну забыл я, как эти кольца на куфие вокруг головы называются.

На этот раз хоть Плоткин слабо улыбнулся.

— Нимб они называюцца, — сказала Светик неприязненно. — Иссяк бы уже, а? — она вскочила и, колеблясь в утреннем размытом свете, поднялась на второй этаж. На лестнице она обернулась и сипло сказала:

— Мутант. Я тебя предупреждала, ахха?

— Све… — начал было я, да это существо уже вознеслось.

Санька переводил взгляд с меня на Плоткина, с Плоткина на меня, словно пытался выбрать, кто ему больше не нравится. Наконец, он решил, что не может работать в такой недружественной обстановке и махнул рукой:

— Пауза нужна. Кофе хочу.

— Я бы тоже… — осторожно пискнул Плоткин.

Ну и я кивнул.

Кофе пили в тишине, медленно. Каждый по своим причинам. Но и кофе когда-то кончается.

— Все! Хэрэ балдеть! — Санька осторожно отставил чашку, как-то облегченно вздохнул и решительно припечатал ладонями столешницу, словно там как раз пробегала пара гнедых тараканов. — Дамы нет, кофе тоже, так что пришло время по-мужски поговорить. Плоткин! Ты мне должен. Из-за тебя меня… ну, в общем все проблемы. Убивать тебя не будем. Незачем. А мучить будем. Пока не поймешь, что лучшей гарантии, чем мое честное слово, у тебя не будет. Так, Боренька?

— Вроде так, — согласился я.

— Вот. И Боре ты тоже должен. Так что давай бабло, Эфраим. Мы с Борей пока еще добрые. Мы тебе знаешь что… Мы тебе тоже несколько лимонов оставим, на старость и на рулетку. Так, Боренька?

Я машинально кивнул.

Плоткин задумался глубже обычного, заморгал и вдруг изумился:

— Я что-то… я что-то не понял… Кто мне несколько лимонов оставит? Кто вам это позволит? А вы что… А вы вообще… от Наума???

— От Наума? — хмыкнул Санька. — Ну разве что Боренька, да и тот в смысле, что от Наума смылся.

Плоткин замер, как человек, оглушенный счастьем большого выигрыша:

— Я… Боря!!! Так и ты с Роненом?! Отстегните меня! Я — свой!

— Свой ты будешь, когда деньги отстегнешь, — сурово сказал Санька. — Сдавай бабло, короче.

— Конечно сдам. Почти уже сдал.

Мы трое посмотрели друг на друга с удивлением.

— Кста, — вдруг пробасила сверху Светик, — неграмотно ты, Мутант, Плоткина опознал.

Теперь мы все трое смотрели вверх, не менее изумленно.

— Че зависли? — как-то зловеще захохотала она. — Он просто из ружинских хасидов. Этта, они в геринге и в пейсах колбасятся.