Эти летние дожди...(Избранное)
вернуться

Кирсанов Семен Исаакович
Шрифт:

60 лет советской поэзии.

Собрание стихов в четырех томах.

Москва: Художественная литература, 1977.

ЛИРИКА

Человекстоял и плакал,комкая конверт.В стоступенекэскалаторвез его наверх.К подымавшимсяколоннам,к залу,где светло,люди разныенаклонноплылииз метро.Видел я:земля уходитиз-под его ног.Рядом плылна белом сводемраморныйвенок.Он уже не в силах видетьдвижущийсязал.Со слезами,чтоб не выдать,борются глаза.Подойти?Спросить:„Что с вами?“Просто ни к чему.Неподвижнымисловамине помочь ему.Может,именноему-толирика нужна.Скорой помощью,в минуту,подоспеть должна.Пусть онабеду чужую,тяжесть всех забот,мукусамую большуюна себя возьмет.И поправит,и поставитногу на порог,и поднятьсяв жизньзаставитлестничкамистрок.

1947

Песнь Любви. Стихи. Лирика русских поэтов.

Москва, Изд-во ЦК ВЛКСМ „Молодая Гвардия“,

1967.

Хоть умирай от жажды

Хоть умирай от жажды,хоть заклинай природу,а не войдешь ты дваждыв одну и ту же воду.И в ту любовь, котораятечет, как Млечный Путь,нет, не смогу повторно я,покуда жив, шагнуть.А горизонт так смутен,грозой чреваты годы…Хоть вы бессмертны будьте,рассветы,реки,воды!

Русская и советская поэзия

для студентов-иностранцев.

А.К.Демидова, И.А. Рудакова.

Москва, изд-во „Высшая школа“, 1969.

АД

Идув аду.Дороги —в берлоги,топи, ущельямзды, отмщенья.Врыты в трясиныпо шеи в терцинах,губы резинно раздвинув,одни умирают от жажды,кровью опившись однажды.Ужасны порезы, раны, увечья,в трещинах жижица человечья.Кричат, окалечась, увечные тени:уймите, зажмите нам кровотеченье,мы тонем, вопим, в ущельях теснимся,к вам, на земле, мы приходим и снимся.Выше, спирально тела их, стеная, несутся,моля передышки, напрасно, нет, не спасутся.Огненный ветер любовников кружит и вертит,по двое слипшись, тщетно они просят о смерти.За ними! Бросаюсь к их болью пронзенному кругу,надеясь свою среди них дорогую заметить подругу.Мелькнула. Она ли? Одна ли? Ее ли полузакрытые веки?И с кем она, мучась, сплелась и, любя, слепилась навеки?Франческа? Она? Да Римини? Теперь я узнал: обманула!К другому, тоскуя, она поцелуем болящим прильнула.Я вспомнил: он был моим другом, надежным слугою,он шлейф с кружевами, как паж, носил за тобою.Я вижу: мы двое в постели, а тайно он между.Убить? Мы в аду. Оставьте у входа надежду!О, пытки моей беспощадная ежедневность!Слежу, осужденный на вечную ревность.Ревную, лететь обреченный вплотную,вдыхать их духи, внимать поцелую.Безжалостный к грешнику ветерза ними волчком меня вертити тащит к их темному ложу,и трет меня об их кожу,прикосновенья — ожоги!Нет обратной дорогив кружащемся рое.Ревнуй! Эти двоенаказаны тоже.Больно, боже!Мука, мука!Где ходназад?Вотад.

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

Смерти больше нет

Смерти больше нет.Смерти больше нет.Больше нет.Больше нет.Нет. Нет.Нет.Смерти больше нет.Есть рассветный воздух.Узкая заря.Есть роса на розах.Струйки янтаряна коре сосновой.Камень на песке.Есть начало новойклетки в лепестке.Смерти больше нет.Смерти больше нет.Будет жарким полдень,сено — чтоб уснуть.Солнцем будет пройденполовинный путь.Будет из волоконскручен узелок, —лопнет белый кокон,вспыхнет василек.Смерти больше нет.Смерти больше нет!Родился кузнечикпять минут назад —странный человечек,зелен и носат:У него, как зуммер,песенка своя,оттого что япять минут как умер…Смерти больше нет!Смерти больше нет!Больше нет!Нет!

Строфы века. Антология русской поэзии.

Сост. Е.Евтушенко.

Минск, Москва: Полифакт, 1995.

Шла по улице девушка. Плакала

Шла по улице девушка. Плакала.Голубые глаза вытирала.Мне понятно — кого потеряла.Дорогие прохожие! Что же выпроскользнули с сухими глазами?Или вы не теряете сами?Почему ж вы не плачете? Прячетесвои слезы, как прячут березыгорький сок под корою в морозы?..

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

ЧЕРНОВИК

Это было написано начерно,а потом уже переиначено(поре-и, пере-на, пере-че, пере-но…) —перечеркнуто и, как пятно, сведено;это было — как мучаться начато,за мгновенье — как судорогой сведено,а потомпереписано заново, начистои к чему-то неглавному сведено.Это было написано начерно,где все больше, чем начисто, значило.Черновик—это словно знакомство случайное,неоткрытое слово на „нео“,когда вдруг начинается необычайное:нео-день, нео-жизнь, нео-мир, нео-мы,неожиданность встречи перед дверьминезнакомых — Джульетты с Ромео.Вдруг —кончается будничность!Начинается будущностьновых глаз, новых губ, новых рук, новых встреч,вдруг губам возвращается нежность и речь,сердцу — биться способность.как новая областьвдруг открывшейся жизни самой,вдруг не нужно по делу, не нужно домой,вдруг конец отмиранию и остыванию,нужно только, любви покоряясь самой,удивляться всеобщему существованиюи держатьи сжимать эту встречу в руках,все дела посторонние выронив…Это было написано все на листках,рваных, разных размеров, откуда-то вырванных.Отчего же так гладко в чистовике,так подогнано все и подобрано,так уложено ровно в остывшей строке,после правки и чтенья подробного?И когда я заканчивал буквы стиратьдля полнейшего правдоподобия —начинал, начинал, начинал он терятьвсе свое, всее мое, все оссбое,умирала моя черновая тетрадь,умирала небрежная правда помарок,мир. который был так неожидан и яроки который увидеть сумели бы вы,в этом сам я повинен, в словах не пришедших,это было как встречадвух — мимо прошедших,как любовь, отвернувшаяся от любви.

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

СТРОКИ В СКОБКАХ

Жил-был — я.(Стоит ли об этом?)Шторм бил в мол.(Молод был и мил…)В порт плыл флот.(С выигрышным билетомжил-был я.)Помнится, что жил.Зной, дождь, гром.(Мокрые бульвары…)Ночь. Свет глаз.(Локон у плеча…)Шли всю ночь.(Листья обрывали…)„Мы“, „ты“, „я“нежно лепеча.Знал соль слез(Пустоту постели…)Ночь без сна(Сердце без тепла) —гас, как газ,город опустелый.(Взгляд без глаз,окна без стекла).Где ж тот снег?(Как скользили лыжи!)Где ж тот пляж?(С золотым песком!)Где тот лес?(С шепотом — „поближе“.)Где тот дождь?(„Вместе, босиком!“)Встань. Сбрось сон.(Не смотри, не надо…)Сон не жизнь.(Снилось и забыл).Сон как мохв древних колоннадах.(Жил-был я…)Вспомнилось, что жил.

Семен Кирсанов. Собр. соч. в 4-х томах.

Москва: Худож. лит., 1974.

БОЙ БЫКОВ

В. В. Маяковскому

Бой быков!Бой быков!Бой!Бой!Прошибайтепроходыголовой!Сквозь плакаты,билетыномера —веера,эполеты,веера!..Бой быков!Бой быков!Бой!Бой!А в соведствес оркестровой трубой,поворачиваячерныйбок,поворачивалсячерныйбык.Он томился, стеная:— Мм-му!..Я бы шею отдалярму,у меня перетяжкимышц,что твои рычаги,тверды, —я хочу для твоихдомищрыть поля и таскатьпуды-ы…Но в оркестре гудиттруба,и заводит печальскрипач,и не слышит ужетолпапридушенный бычачийплач.И толпе нипочем!Голубым плащомсам торреро укрыл плечо.Надо брови емуподчеркнуть ещеи взмахнутьголубым плащом.Ведь недаром улыбкана губах той,и награда емуза то,чтобы, ярче розыперевитой,разгоралсяего задор:— Торреадор,ведисмелеев бой!Торреадор!Торреадор!Пускай грохочет в груди задор,песок и кровь — твоя дорога,взмахни плащом, торреадор,плащом, распахнутым широко!..Рокот кастаньетный — цок-там и так-там,донны в ладоши подхлопывают тактам.Встал торреадор, поклонился с тактом, —бык!бык!!бык!!!Свинцовая муть повеяла.— Пунцовое!— Ммм-у!— Охейло!А ну-ка ему, скорей — раз!Бык бросился.— Ммм-у!— Торрейрос.Арена в дыму. Парад — ах!Бросается!— Ммм-у…— Торрада!Беснуется галерея,Тореро на…— Ммм-у!..— Оррейя!Развеялась, растаялагалерея и вся Севилья,и в самое бычье хайловпивается бандерилья.И — раз,и шпагойв затылоквлез.И красного черный ток, —и птичьей стаейс окружных местза белым платкомполетел платок.Это:— Ура!— Браво!!— Герой!!!— Слава ему!— Роза ему!А быкдаже крикнуть не может:ой!Ондавится хриплым:— Ммм-уу…Я шеюхотел отдатьярму,ворочатьмышщшатуны,чтоб житьна преломего корму…Мммм…нету меняво ртуслюны,чтобплюнутьв глазаему!..