Шрифт:
Стараясь не упустить из виду осколки (я боялась, что они исчезнут), я вышла в другую комнату, к телефону, и позвонила Арсену.
— С ума сошла! — сказал он сердито. — Второй час ночи, ты это понимаешь?
— Арсен, ты ничего не менял в машине?
Он рассвирепел.
— Какая машина? Бессмысленное нагромождение частей, а не машина!
— Хорошо. Пусть нагромождение. Ты менял что-нибудь в этом нагромождении?
— Менял. Исправил волновод в генераторе СВЧ. Я же тебе говорил, он безграмотно сделан.
— Ага. Ну спасибо. Это все, все. Спи.
— Подожди! Что случилось? Ты можешь толком объяснить?
— Нет, Арсен, не могу. Второй час ночи…
Безграмотно сделан волновод. Игорь застрял на чистой технике.
Не хватило знаний, опыта. Моя вина: с какого-то момента надо было подключить к работе опытного физика.
…А осколки плавали у потолка, и голова у меня кружилась от восторженного нахальства.
В общем-то я славно поработала, л была на шаг от разгадки. Заменять надо не электроны, а ядра атомов. Если в атоме водорода заменить протон позитроном, вес уменьшится в тысячи раз, а другие свойства останутся прежними, они зависят от электронной оболочки. Устойчивое позитрониевое вещество — вот что может делать Тумба. Игорь, конечно, не думал о Большом Мусорном Ящике.
Он шел каким-то иным путем, и этот путь привел его к созданию позитрониевого вещества. Завтра я притащу мышей и посмотрю, как это выглядит с живыми организмами. Главное, научиться возвращать вес. Две клавиши у меня в резерве. Кто знает, может быть, удастся получить и мезоатомное вещество, ведь не случайно эти идеи пересеклись.
Позитрониевое вещество, мезоатомное вещество… Предположения, не больше. Может бить, тут действует совсем иной механизм.
Осколки бутылки на потолке — это факт, а остальное на уровне догадок. Просто меня гипнотизирует идея управления веществом.
Нет, завтра я не пойду к бухгалтеру. Идти надо с Игорем.
Теперь я составлю смету миллиона на два. А когда бухгалтер спросит: «Что это такое?» — я слегка полетаю по комнате. Надо будет надеть брюки и курточку…
Я потушила свет и устроилась на подоконнике. Мне вдруг отчаянно захотелось спать. Я смотрела на звезды, их было много в эту ночь, и думала, что завтра полечу над домами и улицами.
С утра надо взяться за мышей, а вечером, когда стемнеет, можно немного полетать. Никто не заметит.
И снова, уже сквозь сон, я вспомнила Уитмена:
Сегодня перед рассветом я взошел на вершину холма и увидел усыпанное звездами небо,
И сказал моей душе: «Когда мы овладеем всеми, этими, шарами вселенной, и всеми их усладами, и всеми их знаниями, будет ли с нас довольно?»
А ведь это путь к звездам. Корабль и экипаж из почти невесомого позитрониевого вещества.
Там, на чужой планете, совершится обратное превращение; протоны есть везде, незачем возить протонный балласт. Мы полетим к звездам… будет ли с нас довольно?
И моя душа сказала:
«Нет, этого мало для нас, мы пойдем мимо — и дальше».
КИРИЛЛ БУЛЫЧЕВ
Выбор
Было душно, хотелось устроить сквозняк, но все время кто-нибудь закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут пять, прежде чем поднять трубку, старался придумать правдоподобный предлог, который помешает мне увидеть Катрин. А потом, когда набирал номер, я вообразил, что Катрин сейчас скажет, что не сможет со мной встретиться, потому что у нее собрание. Катрин сама сняла трубку и сказала, что я мог бы позвонить и пораньше. Возле стола с телефоном остановился Крогиус, положил на стол сумку с консервами и сахарным песком — он собирался на дачу. Он стоял возле телефона и ждал, пока я отговорю.
Он смотрел на меня жалобно. Катрин говорила тихо.
— Что? — спросил я. — Говори громче.
— Через сорок минут, — сказала Катрин. — Где всегда.
— Вот видишь, — сказал я Крогиусу, положив трубку. — Звони.
— Спасибо, — сказал Крогиус. — А то у меня жена с работы уходит.
У входа в лабораторию меня поджидала девочка из библиотеки.
Она сказала, что у меня за два года не плачены взносы в Красный Крест и еще, что мне закрыт абонемент, потому что я не возвратил восемь книг. Я совсем забыл об этих книгах. По крайней мере две из них взял у меня Сурен. А Сурен уехал в Армению.
— Вы будете выступать в устном журнале? — спросила меня девочка из библиотеки.
— Нет, — сказал я и улыбнулся ей улыбкой Ланового. Или Жана-Поля Бельмондо.
Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не учусь, и я сказал, что мне не надо учиться, потому что я и так все умею.
— С вами так хорошо, — сказала девочка. — Вы добрый человек.
— Это неправда, — сказал я. — Я притворяюсь.
Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я ей не врал. Я притворялся. Было душно.