Скоро родители стали собираться на работу, а Алиса побрела в комнату, плюхнулась на постель и уснула сразу, как только закрыла глаза.

А родители все спорили на кухне, как правильно надо воспитывать подростка.

– Мне кажется, самое время обратиться к психологу, – заявила Корделия. – Алиса становится неуправляемой.

– А мне так не кажется! Оставь дочь в покое! – Проявил неожиданно твердость Малышкин. – Алиса совершенно нормальная девочка, в ее возрасте такие эскапады вполне обычное дело! Разве мы сами не заставляли наших родителей нервничать и пить валерьянку?

– Знаешь что, Володя? По-моему, больше всего психолог нужен именно тебе! – снова взвилась Корделия…

Завладев перстнем, Грызлов тут же нацепил его на палец и нырнул во тьму подземных лабиринтов. Бежал он очень долго, наугад ориентируясь по запахам, успел запыхаться, но, кроме громкого сопения, ничего особенного с ним не происходило. Он даже испугался, что артефакт не действует или это вообще не тот перстень. Но вскоре он ощутил приятное пощипывание и покалывание по всему телу, на брюшке стала снова отрастать густая шерстка, исчезли противные кошачьи когти, хвост из тонкого превратился в толстенький и стал гораздо короче.

Грызлов дрожащими пальцами ощупал свою мордочку и обнаружил милую его сердцу бородку и кустистые длинные брови. Радостно вздохнув, домовой остановился и попытался определить, где находится. С этим трудностей не возникло, поскольку в темноте он видел еще лучше, чем при свете дня, а московские катакомбы знал лучше любой метростроевской крысы.

Он находился в знаменитой Кирпичной трубе, ведущей из Лефортова в бывшее царское село Измайлово. То есть довольно далеко от Сухаревки и компании друзей, которых он неизвестно зачем бросил в самый ответственный момент. Впрочем, Разлая Макдональдовича так достали тупые издевки Швыра и обидные оговорки Юли, что он нисколько не жалел о своем поступке. Еще немного, и он вернется к Алисе победителем во всей красе своего прежнего экстерьера. Поэтому Грызлов решил не суетиться без дела, а присесть и подождать завершения трансформации, что он, не откладывая в долгий ящик, тут же и сделал. Через некоторое время сильное возбуждение, как и положено, перешло у него в свою противоположность: он умудрился задремать, а потом и крепко заснуть.

Очнулся Грызлов от того, что у него затекли лапы. К тому же он почувствовал, что не может пошевелиться! А когда проснулся окончательно, то понял, что безнадежно застрял в кирпичной трубе. Он вырос, раздулся, да как – буквально до размеров быка-рекордиста… Вот так поздоровел!

С трудом повернувшись, домовой встал на четыре лапы, но ни вперед, ни назад ему продвинуться не удалось. Грызлов пытался лечь, сесть, выдвинуть вперед то правое, то левое плечо, ползти вперед: все бесполезно. Он крепко засел в коридоре – как пробка в бутылке.

Кое-как домовой подтянул к морде лапу, украшенную перстнем, и попытался снять его зубами. Не тут то было! Перстень сидел как приклеенный и не сдвинулся ни на миллиметр.

Грызлов тоскливо завыл, пытаясь привлечь к себе внимание. Но в коридоре было темно, даже обычная в этих местах нечисть куда-то подевалась. Прошло много времени, а Грызлов все не переставал убиваться и ругать себя за легкомыслие. «И зачем только я убежал с этим перстнем? – думал он. – Ведь можно было спокойно при всех надеть его на палец. Никто бы слова не сказал!»

Неожиданно впереди послышался шум крыльев. Грызлов напряг зрение и увидел летучую мышь. Мышь приземлилась в сажени от него, сложила кожаные крылья и учтиво поздоровалась по-старинному:

– Исполать тебе, детинушка.

Только тут Грызлов разобрался, что это и не мышь вовсе, тем более летучая, а небольших размеров человекообразный птеродактиль на длинных тощих ножках.

– Ты кто такой будешь? – удивленно спросил домовой.

– Я Оссуарий, хранитель перстня. Ты с меня его давеча стащил, помнишь, в кабинете господина графа? Теперь жалеешь, поди, разбойник?

– Я больше не буду, – жалобно заныл Грызлов. – Только помоги мне его снять, все отдам, чего нет.

– Не могу, не потому что не хочу, а просто не дано мне. Придется ждать, пока кто-нибудь не придет из старших магов.

– Да уж, – печально заметил Грызлов, – здесь под землей прохожих магов видимо-невидимо, просто яблоку упасть негде!

Карлос все так же плыл по кругу в черном тумане, стараясь держаться подальше от стенок воронки. Полное отсутствие событий действовало на ум отупляюще, ему казалось, что еще немного, и он сойдет с ума. Единственное разнообразие – тоскливый вой, доносившийся временами откуда-то из глубины подземелий. Самое интересное, что внешние звуки беспрепятственно проникали в воронку, а из нее – ну никак. Кокон Велиара действовал по принципу «всех впускать, никого не выпускать». Вой был таким щемящим сердце, таким жалобным, что у Карлоса стало еще тоскливее на душе. Этот звук почему-то вызывал у него в памяти образ оборотня…

На последнем курсе Академии магических наук он едва не срезался на оборотнях, и получение золотой медали было под вопросом. Профессор Крутицына и так слишком строго спрашивала с него, а когда на экзамене он честно выдал ей все, что знал о вервольфах, строгая дама уже хотела поставить ему самый низкий балл, но передумала, только сказала:

– Запомните, молодой человек, вервольфы, или вурдалаки, это только малая часть оборотней. Некоторые из них легко превращаются в собак, в летучих мышей, немногим удается обернуться свиньей, эти особо опасны, куда страшнее волков. А есть еще одна категория. Они легко перекидываются в других людей!