Шрифт:
Оркестр заиграл «капитан, капитан, улыбнитесь», и позади Петра в чётком строю шли теперь бравые военные моряки. Пётр оглянулся, засмеялся от восторга, и шаг его стал чётче.
Вот уж когда артековцы и гости воздали должное и Петру с отрядом моряков, и всей дружине «Алмазной», блеснувшей выдумкой и карнавальными костюмами.
— Такого даже я не умею! — признался Нептун.
— Дети… — осторожно произнёс начальник Артека, наклоняясь к морскому царю. — Сперва они показали нам, так сказать, картинку из далёкого прошлого, а теперь, кажется…
— Но какая техника! — восхищённо прервал его Нептун.
— О, ваше морское величество, они ещё и не такое умеют! — неопределённо выразился начальник Артека, и оживился: — Кажется, сейчас они будут петь…
Чудеса продолжались… Но Гошка уже не принимал в них участия. Под самый конец концерта он вдруг заметил исчезновение ГС и обратил на это внимание Джона. Немного спустя Килограммчик увидел Мокея, пробирающегося с гитарой в руках в толпе артековских самодеятельных артистов, которые готовились к выступлению, и от удивления открыл рот.
Тем временем Мокей пробился к микрофону, весело ударил по струнам и запел песню, которой закончился праздник:
Стремился я к неге и лени:«Не знать бы заботы вовеки!»Но всё познаётся в сравненьи,Особенно здесь, в Артеке…«Кем быть и не быть мне вовеки?» —Вопросы возникли во мне —Я в этом чудесном АртекеСтал думать о завтрашнем дне.— Во даёт! — восхищённо произнёс Гошка.
— Правильную песню сочинил Мокей, — согласился Джон. — Я думаю, Таинственный Некто, что нарисовал Серп и Молот, — это тоже он.
Гошка вскинул на Джона глаза и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но… промолчал.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
«С правого борта, юнга, с правого…»
Если немного спуститься по склону Аю-Дага от корпуса дружины «Алмазной», то в небольшой рощице на крутой скале увидишь стоящую на пьедестале фигуру. Это памятник Неизвестному Матросу. Он стоит на могиле моряка, погибшего у артековских берегов в феврале 1943 года. Матрос изображён в момент боя, со знаменем в руках.
Торжественная печаль охватывает тебя здесь, а окружающая природа подчёркивает её. Здесь оживают тени прошлого и легко говорится о будущем. Наверное, потому, что именно для счастья людей, для свободы нашей Родины не пожалел жизни матрос. Здесь серьёзнее осмысливаешь свою жизнь. Кажется, что Неизвестный Матрос читает твои мысли.
И радуется он, когда дети приветствуют его пионерским салютом или разведут неподалёку свой костёр и усядутся в кружок. Для них он — История. Боевая, героическая, доносящая к ним всё то, что было для него главным, священным и увело его в Вечность.
Гошка с друзьями пробился к костру в первый ряд, где теплее. И поближе к мушкетёрам и Тому Сойеру с его компанией.
— Славная эта девчонка, хоть и важничает, — Беки Тэтчер, — сказал Мокей.
— А вообще, они все мировецкие, Литературные Герои, — сказал Гошка. — Жалко, что я до сих пор мало читал.
— О’кей, — согласился Джон. — Я тоже…
Барон Мюнхгаузен ласково похлопал по Гошкиному животу и во всеуслышание заявил:
— А мы с вами, юноша, полная противоположность не только по возрасту…
Килограммчик смутился.
— Это он соревнуется, — решил выручить его Яков Германович, — набирает вес.
— Он непременно станет чемпионом! Не правда ли, Том?! — воскликнула Бекки.
— Если не лопнет, — предположил Гек Финн.
Гошка растерялся и засопел, но тут как-то сразу возник всеобщий непринуждённый разговор: артековцы стали рассказывать о своём лагере, о Советском Союзе, о современной технике, и о Гошке забыли.
Потом Яков Германович велел подкинуть веток в костёр, отчего сперва потемнело, а потом в небо взметнулся весёлый вихрь колючих искорок, и свет расширил свои владения.
И тут…
— Том! — завизжала Беки, словно её потащили на зубоврачебное кресло. — Мне страшно… — И она указала куда-то через плечо Сойера.
— Эт-то медведь, масса Том, — дрожа от страха, сказал Джим. — Жи-и-вв-о-о-й!
И верно: в нескольких шагах от костра из кустов вышел медвежонок и стал с любопытством разглядывать расшумевшуюся компанию, впрочем, тут же стихшую.
— Ни с места! — скомандовал барон Мюнхгаузен. — Однажды на меня напал медведь таких же необыкновенных размеров. Он растерзал бы меня в одно мгновение, но я схватил его за передние лапы и держал их три ночи, покуда он не умер от голода: ведь все медведи утоляют голод тем, что сосут свои лапы… Не тревожьтесь, я уже имею опыт! Кутю, кутю, кутю, иди сюда…