Сыщик невозмутимо курил трубку, погружённый в размышления.

— Эта задача, Ватсон, — ответил наконец Холмс, — не менее как на шесть трубок.

— Сдаётся мне, что вы только раскурили четвёртую…

— Пятую, мой друг. Четвёртую я прикончил на траверзе Одессы, а сейчас, осмелюсь заметить, мы на южной оконечности Крымского полуострова.

— Но как вам удалось это установить?! — воскликнул Ватсон.

— Дедукция, — вздохнул Холмс. — Если бы Скотленд-Ярд пользовался ею, он смог бы иметь успехи. Если же вы изволите прислушаться к тому, что говорит эта очаровательная алмазная девушка, вам не составит труда убедиться в правоте моих слов, Ватсон…

— Вы смеётесь надо мной, Холмс?!

— Не будьте столь впечатлительны, Ватсон. Всё ясно. Мы можем чувствовать себя в гостях у самых добрых хозяев…

Холмс неторопливо достал из футляра свою любимую скрипку, раскурил шестую за сегодняшний день трубку и заиграл «Русскую песенку» Калиникова. Ватсон благоговейно, как впрочем, и все остальные, слушал чудесную мелодию.

— Вы раскрыли какую-то тайну?! — не выдержал доктор. — Я чувствую это по вашей игре…

— Запишите, Ватсон, — торжествующе ответил Холмс, не прерывая игры. — Запишите, это может пригодиться в ваших мемуарах. Мы находимся в таком месте, каких ещё не знала история!

Ватсон едва не задохнулся от восторга.

— Непостижимо! — воскликнул он. — Как удалось вас проникнуть в самое нутро этой загадки?

— Как раз «проникнуть в нутро», Ватсон, мне удалось вместе с вами… Вы знаете, очевиднго, учебные заведения, подобные тем, где учился Оливер Твист!

— Ещё бы, Холмс! У меня топорщится спина при воспоминании об этом!..

— Так вот, Ватсон, на этом полуострове таких нет! Мы прибыли с вами действительно в Республику, но правят ею сами дети…

— Но как вы смогли догадаться, Холмс?!

— Дедукция плюс интуиция, помноженные на знания и опыт, — скромно пояснил сыщик. — Не может ведь такая масса детей оказаться здесь случайно? Ведь так, Ватсон?

— О боги! — простонал простодушный Ватсон. — Как я сам не подумал об этом!.. Вы великий человек, Холмс!

В ответ полилась «Песенка без слов» Мендельсона…

— Позвольте не согласиться с вами, — раздался голос капитана Немо. — Воздаю должное вашему дарованию, мистер Холмс, но… если вы ошиблись сейчас, это лишь исключение из ваших правил.

— Вы полагаете? — холодно спросил Холмс.

— Почти уверен, — спокойно продолжал капитан Немо. — Это взрослые, зделавшие свою страну свободной, создали рай для своих сорванцов… Сдаётся мне, что в этой стране немало таких уголков! Не спрашивайте, почему я так думаю, — в своё время я и весь мой народ мечтали о свободной жизни…

Бедный Пятница — этот прямо испугался, увидев так много людей.

— За что господин сердится на Пятницу? Что я сделал? — горестно спросил он.

— Я нисколько не сержусь на тебя, — сказал Робинзон. Мы примчались сюда с тобой подобно птицам… Однако забот у меня теперь несравненно больше, чем в то время, когда я вёл одинокую жизнь на острове… Мне самому необходимо многое осмыслить. Но одно уже ясно: мне здесь нравится и ничто нам не грозит.

Между тем Тюля-Люля уже сидел на плече знаменитого отшельника и вёл негромкий разговор в почтенным попугаем Робинзона Крузо, которого, как известно, звали Попкой.

— Скажите, дядя, — недоверчиво спросил Тюля-Люля, выслушав рассказ собеседника, — неужели он ударил вас палкой, чтобы оглушить и поймать?

— Я же не выдумщик… — обиделся Попка.

— А я думал, что все люди — добрые существа.

— Мой Робин тоже добр, но он был вынужден пойти на эту крайнюю меру; иначе я не попал бы к нему. Но я не жалею — мы сдружились с ним с первого же дня…

— Эьл верно с вашей стороны, — одобрил барон Мюнхгаузен.

— Вы… Вы понимаете наш язык?! — поразился Попка.

— Я знаю все языки, даже те, на которых никто не говорит, — скромно пояснил барон.

— Разве такие языки бывают? — усомнился Тюля-Люля.

— Разумеется, — ответил барон. — Например, языки древних народов, живших тысячелетия назад…

— Я тоже умею говорить на любом языке, но не всё понимаю… — признался Тюля-Люля.

— Человек не должен быть попугаем, а попугай — человеком, — мудро изрёк барон Мюнхгаузен и погрузился в воспоминания.

Увидев мушкетёров, стоявших в стороне возле своих лошадей, старшая пионервожатая Оля подошла к ним.

Словно по команде они сняли широкополые шляпы с перьями и, помахав ими над землёй, замерли перед девушкой в почтительном поклоне. Потом д’Артаньян предъявил её читательский библиотечный формуляр, заменявший Литературным Героям удостоверение личности, и сказал:

— Мсье Дюма, наш отец, давл автографы друзьям гусиным пером… Назовите мне имена ваших обидфиков, и я распишусь на их груди кончиком своей шпаги…