Костная пыль впитывалась во влажную поверхность и затвердевала коркой, предохраняющей дерево от действия атмосферы. Пыль была везде, колеса Елены оставляли в ней извивающийся след. Над кратером дул ветер, крупяные потоки заворачивались смерчем, глухо выли в опутанных маслянистыми канатами ветвях, облизывали мускулистые бока живого звездолета. Иногда на концах ветвей вспучивались пузыри и, отделившись, розовыми облачками дрейфовали вниз — дерево выделяло гелевые сгустки. Ян брел, опираясь на Елену, мимо панов и гусениц. На него не обращали внимания, и он не обращал внимания ни на кого. Сквозь окружающее проступала иная картина: заросшие зеленой травой пологие холмы, небо в белых облаках, солнце и река. Тележка оставляла за собой сплошной потек сочащейся розовой плоти. Ее колеса вихляли так, что казалось — вот-вот отлетят.

Бока корабля, нижней частью касавшегося земли, тяжело вздымались и опадали. По широкому проходу, за которым открывался наклонный ярко-красный коридор со слизистыми стенами — горло, ведущее в живое нутро органического звездолета, — спускались последние паны.

Ян споткнулся, обеими руками вцепился в Елену.

— Дядя говорил, это… этот корабль может улететь куда-то далеко. Я могу войти в него и тоже улететь? — спросил он, и бесполый голос тележки прошептал в ответ: «Да».

У основания дерева, среди расползшихся по земле, покрытых засохшей пылью корней зияли отверстия. Изнутри шел жар. Вверху гудели молнии и шелестели потоки атмосферной крупы, но здесь было тихо.

— Пойдем, — прошептала Елена.

Рядом разорвался сброшенный чинке пузырь. Серое облако лениво расползлось над корнями, Ян закашлялся, давясь сухой пылью, и потерял сознание от боли, прострелившей ребра и грудь.

Потом он то приходил в себя, то опять попадал в другое место. Он бродил среди заросших травой холмов — и видел мерно двигающиеся своды живых коридоров; купался в синей реке — и лежал на тележке, прижав щеку к теплому, исходящему влагой телу, медленно катившемуся внутри горячего тела дерева; грелся в лучах солнца — и чувствовал жар древесной сердцевины. От жара тележка пузырилась и таяла. Потом Ян увидел солнце — но не то, что своими лучами озаряло другое место. В сердце дерева, в гнезде из индиговых веток, горело маленькое, злое, ярко-оранжевое солнце, покрытое красной сыпью, и Елена прошептала на ухо Яну, что надо сделать. Он сломал ветви, и маленькое солнце растеклось слюдяными потоками, цвет их потускнел, из оранжевого стал розовым, таким же, как у тележки; потоки устремились по коридорам, дальше и дальше, к концам ветвей — и сорвались с них, окутав крону гелевым облаком.

Глотая слезы, Ян вышел из отверстия между огромных корней. На склонах кратера беспокойно ворочались паны, чинке летали среди ветвей и маслянистых канатов, пытаясь увернуться от потоков розового. Прижав к груди древесную сетку — все, что осталось от умершей Елены, — Ян вернулся в музей. Он отыскал коридор с диорамой и, перешагнув через разломанную статуэтку козлоногого бога, вошел внутрь. В голубом небе появилась узкая трещина, а один из холмов был смят и сломан его ногами, но Ян не видел этого. Он ступил на шелестящую траву, слыша щебет птиц и плеск реки, чувствуя тепло солнечных лучей и дуновение ветра, пошел вперед

Розовое облако расходилось от ветвей и вскоре накрыло музей. Алый зев корабля панов судорожно сократился, будто звездолет срыгнул Мышцы напряглись, громоздкая туша оторвалась от земли и исчезла в грязных небесах.

За несколько часов вал геля разошелся по городу. Около месяца ему понадобилось, чтобы подмять под себя ближайшие поселения, он поднялся над округой через полгода, а спустя три скрыл Евразию. За пять лет гель распространился над океанами и, смешавшись с водой, опустился ко дну. Круговая волна шла дальше, через берега, русла высохших рек, низины и горы Гель захлестнул Америку и Японские острова, спустился по Африке и Австралии, преодолевая океаны, накрыл льды — и спустя двадцать три года сомкнулся. К тому времени на планете не осталось ни одного человека, никого, кто бы жил в кислородной атмосфере. Паны тоже исчезли, в мировом гелевом океане плавали лишь озаренные искрой сознания первобытные сгустки На Северном полюсе появился росток еще одного дерева.

К тому времени Ян был совсем в другом месте.

Первыми были ауригийцы.

Сначала в экстренных выпусках общемировых теленовостей, а затем и в наскоро сляпанных научно-популярных программах косноязычные от волнения дикторы специально подчеркивали разницу между ауригийцами и ауригидами. Разница эта заключалась в том, что последние являлись всего-навсего метеорным потоком с радиантом в созвездии Возничего, а первых следовало считать не более и не менее как представителями высокоразвитой цивилизации, обжившими область галактического пространства, предположительно находящуюся в направлении того же созвездия.

Сказать точнее было трудно. Однако межзвездный зонд «Пелопс», в свое время посланный в направлении созвездия Возничего и уже преодолевший почти два парсека, внезапно и необъяснимо оказался вновь в Солнечной системе, где немедленно разразился паническими радиовоплями во всех доступных ему диапазонах частот Из хаоса сигналов удалось понять немногое: искусственный интеллект зонда натуральным образом свихнулся, встретившись с тем, чему не находил объяснения

Потрошение зонда принесло очень немного информации. Несомненно, зонд принял обрывок какого-то сигнала и, заподозрив его в искусственности, попытался дешифровать Затем было зафиксировано появление перед зондом некоторого количества неизвестных космических тел — зафиксировано по их собственному тепловому излучению, ибо радиолокация не дала ровным счетом ничего. Да и что она могла дать, если отраженный от объектов сигнал попросту не успел достичь приемных антенн зонда? В одно мгновение «Пелопс» был отброшен туда, откуда много лет назад начал свое дальнее странствие.

Каким образом был преодолен световой барьер — это еще предстояло осмыслить лучшим умам планеты. Важнее было другое: самые ближние, по галактическим меркам, окрестности Солнечной системы оказались заняты иной, чуждой человечеству цивилизацией, не пустившей землян в свои пределы. Более того — отфутболившей космический аппарат с такой же легкостью, с какой дачник сшибает щелчком бестолкового муравья, заползшего на обеденный стол. И с таким же пренебрежением.

Голова шла кругом. Правда, не у всех. Как ни удивительно, политики оказались на высоте. Уния Наций потребовала и получила средства на создание мощных военно-космических сил, подчиненных исключительно Штабу Обороны при Правительстве Объединенного Человечества.