Сергеичу нужна новая «кукла», причем высшего класса. Что ж, придется ехать. Петр никогда не бросал слов на ветер! Взглянув на часы, он обнаружил, что сейчас шесть утра. Служебную машину с водителем он вчера заказал на восемь. А проклятый бес, явно не удовлетворившийся одной бутылкой, требовал добавить. Черт побери, что же делать? Правда, в квартире напротив жил приятель Костя, пенсионер войск МВД. У этого всегда есть! Однако звание и служебное положение не позволяли Петру побираться, как какому-нибудь подзаборному забулдыге. От невозможности достать выпивку ее захотелось еще больше. В отчаянии схватившись за больную голову, Артемьев нервно заходил по квартире, натыкаясь на мебель. Споткнувшись об дорогое, антикварное кресло, он чуть не упал и, злобно выругавшись, врезал по нему ногой. Мощный, годами отработанный удар разнес мебель на куски, но Петр отнесся к этому равнодушно. Он никогда не был барахольщиком.

Проблема решилась сама собой. Послышался звонок в дверь, и на пороге появился не кто иной, как Костя, опухший от многодневного запоя. В руке сосед держал бутылку коньяка «Белый аист».

– Здорово, Петр, лечиться будешь? – спросил Костя сиплым басом и виновато добавил: – Ты ведь знаешь, не могу я пить один, а душа горит!

Полковничья душа «горела» не меньше, но ради приличия он сперва отказался, правда, весьма неуверенно. Сосед, уловив интонацию, понимающе хмыкнул и, не дожидаясь приглашения, прошел прямо на кухню. Закусывали ломтиками лимона, посыпанными сахаром...

Когда к подъезду прибыла заказанная машина, опохмелившийся, помытый, побритый и наодеколоненный полковник чувствовал себя вполне приемлемо. Бес, получивший утреннюю порцию, на время оставил хозяина в покое, решив, что уж вечером раскрутит его на полную катушку.

Уютно устроившись на заднем сиденье, Артемьев курил сигарету, лениво поглядывая в окно.

На улицах города Н-ска кипела утренняя жизнь. Озабоченные, хмурые жители торопились на работу. Спасаясь от мелкого, моросящего дождика, они кутались в прорезиненные плащи, укрывались зонтами. Подобревший от выпитого, полковник вяло сочувствовал им.

У закрытых дверей винного магазина тусовались помятые алкаши со звериной тоской в глазах. Им он сочувствовал тоже. Выбравшись из города, машина понеслась по гладкому, недавно отремонтированному шоссе. В звуке ее мотора слышались довольные нотки. Казалось, машина радовалась, что кончились наконец ненавистные светофоры, забитые ее собратьями перекрестки, исчезли злые, мокрые гаишники. Дорога шла через сосновый бор. Сквозь приоткрытое окно тянуло запахом хвои. Дождь усилился, и под его монотонный шум Артемьев задремал.

Проснувшись через два часа, он обнаружил, что прибыл к месту назначения. Оставалось каких-нибудь три километра. Полковник придал лицу значительное выражение, поправил фуражку, засунул в рот мятную конфету, чтобы отбить запах спиртного.

В специальной тюрьме, где содержались в ожидании казни смертники, Артемьева хорошо знали, но документы проверяли тщательнейшим образом. Полковник не обижался. Молодцы, ребята! Порядок есть порядок!

В кабинете начальника тюрьмы Алексея Васильевича Лукьянова было, как всегда, душно. Лукьянов маялся ревматизмом и не терпел сквозняков. Курить, однако, любил. Дым, наполнявший помещение, казался сизым туманом. Даже курящий Артемьев закашлялся. Из тумана выплыла физиономия хозяина кабинета, немедленно изобразившая приветливую улыбку.

– Здравствуйте, Петр Андреевич, здравствуйте, дорогой, опять к нам пожаловали?

Вместо «р» Лукьянов выговаривал «г», поэтому в голосе его слышалось что-то еврейское, хотя с «пятой графой» у начальника над смертниками все было в порядке.

Артемьев выдавил из себя ответную улыбку, но по причине непрерывного кашля она получилась, мягко говоря, кривой.

– Слышали новость? «Спартак» опять продул! Три – два!

Петр относился к футболу равнодушно, однако всем своим видом выразил горестное сожаление. Он прекрасно знал людей, умел пользоваться их слабостями, сочувственно слушать любую ерунду, изображать любовь к вещам, или лицам, или играм, на которые ему было абсолютно наплевать. Поэтому полковник Артемьев и заслужил репутацию отличного, компанейского мужика, что приносило немалую пользу.

– Да, да, – сочувственно закивал он, – полное безобразие! Ну ничего, в следующий раз непременно отыграемся! Честно говоря, мне кажется, это была случайность!

– Вы думаете?! – расплылся в радостной надежде Лукьянов.

– Уверен!

Умаслив таким образом тюремщика, полковник наконец адаптировался в этом похожем на газовую камеру кабинете и перешел к делу.

– Что ж, – внимательно выслушав, ответил Лукьянов. – Вы как раз вовремя. Все камеры полны. Шесть постояльцев с отклоненными кассациями. Ждем «исполнителей» со дня на день. Хотите взглянуть дела?

– Нет, сперва посмотрю на них самих, один раз я уже приобрел кота в мешке. – Артемьев имел в виду известного нам Потапова.

В деле может оказаться что угодно: громкие выступления, мастер спорта по тому, по этому, особо опасен при задержании, а перед лицом смерти – слизняк. Например, некий Уткин, прославившийся безумной жестокостью, покалечивший при аресте двух оперативников, когда повели «к стенке», в прямом смысле слова нагадил в штаны да так основательно, что палачи носы позатыкали. К тому же Уткин обслюнявил им всю обувь, вымаливая пощаду. «Исполнители» пожаловались потом Лукьянову, а тот, в свою очередь, насплетничал Артемьеву. Начальник тюрьмы при этом так хохотал, что едва не подавился окурком. Петр был хозяином своего слова. Раз он обещал Сергеичу «куклу» высшего класса, то достанет ее хоть из-под земли. На другой конец страны поедет, раз надо!