– Так, Егор! Если ты сейчас не оторвёшься от своих часов, то я их у тебя отниму, спрячу и отдам только тогда, когда ты в одиночку тут всё съешь. И из холодильника тоже... И кеды Борькины. То-то. Мишка, ты-то чего? Телятина не нравится? Погоди, сейчас шампанское откроем.

– Пусть дядя Миша открывает! Ты, пап, не умеешь, оно у тебя не стреляет!

– Оно и не должно. Вадим, а ты что, всерьёз рассчитываешь на шампанское? Наивный!

– Так, да?! Так? Ну, ладненько, увидишь! Я тебе, папочка, тогда в увлажнитель в ящике твоём с сигарами, знаешь, чего налью?

– Боги! И знать даже не хочу! Давай бокал, пошутил я. Мама?

– Дядя Илья, а мне тоже можно немножко?

– Всем можно! Напьёмся! Коллективно, блин! Это, как его, - корпоративно. Тащите, кто-нибудь, Борькину миску, а ладно, не надо, - я ему потом шнапсу налью.

– А у тебя шнапс есть?
– вдруг живейшим образом интересуется Мишка.

– Нету, - несколько растерявшись, отвечаю я.
– А ты что, шнапсу хочешь?

– Не хочу я шнапсу, я просто вспомнил, как ты с немцами своими тогда...

– Что, блин, темы другой нету, - за столом поговорить? Вспомнил он! Вадька, не маши вилкой перед носом!

– Нет, в самом деле, Илюша, - вступает мама.
– А действительно, почему так получается, в Германии у себя они такие сдержанные, холодные даже, а тут...

– Поведенческие стереотипы, - глубокомысленно изрекаю я.
– Они, мама, заранее морально готовы к тому, что если уж ты попал за русский стол, то вести себя надо соответственно. Да разве только немцы? Все одинаковы. За исключением японцев, разве только... Ну, они вообще, сверкают, подобно драгоценной яшме. Кстати, о японцах, - я же цубу купил! Напомни, Мишка, покажу потом. Вадька, а по шее? Мама, хорош за него заступаться, - он же всю вишню с торта сожрал! Один ты тут, да? Водки, что ли выпить...

– После шампанского?
– щурится на меня Мишка.
– Зря я о шнапсе заговорил.

– А это не ты заговорил, это он заговорил!
– возникает Вадька.
– Торта ему жалко! Баба, я сыр не буду! Раз торт нельзя... А ещё шампанского можно? Егорыч, давай ещё по бокалу дёрнем?

– Во лексика!
– восхищаюсь я.
– Я щас как дёрну, - кому-то сразу дёргать расхочется! Ух-ты, а чего это он, а?

Я показываю на Бормана. Тот, выгнув спину коромыслом, задумчиво смотрит, куда-то... внутрь себя он смотрит!

– Егор, вы что же, - не выгуляли его с Вадиком? И сам я ему погулять не дал. Вот же ёлки с дымом, вести его придётся, - Мишка начинает вставать из-за стола.

– Я сам, папа, - Егорка торопливо срывается с места.
– Борман, пошли! Вадик, ты с нами?

– Вадим, сидеть! Оставь, Мишка, я с Егором пройдусь, - я, отложив вилку и нож, встаю.
– Сиди, Миш, ты чего-то и правда, усталый какой-то, а с Вадькой они опять толком не погуляют. Егор, возьмёшь меня?

Егорка вопросительно смотрит на Мишку. Тот, улыбаясь, кивает мальчику. Вот если б Вадька у меня был бы такой! Хотя... Мы с Егоркой торопливо одеваемся, - Борька ждать не будет, видно, что невмоготу ему.

– Обожрался!
– ворчу я, пока Мишка надевает на пса ошейник.
– Ничего удивительного, столько слопать. Егор, готов, - пошли.

– Илюша, ты не долго, - мороз.

– Долго, не долго, - не от меня, мам, зависит, это уж как Борман. Ладно, постараемся...

– Guten Spazierganges, Bormann. Тебе тоже, Ил!
– это Вадька из-за стола голос подал.

Мы заходим за дом, там у нас такой скверик есть. Вообще-то с собаками оттуда гоняют, но сейчас нам без разницы. Я достаю сигарету Nat Sherman, мои любимые, с ментолом, прикуриваю. Борька, вместо того, чтобы сразу делать свои дела, начинает валять дурака, носиться по скверику, ну и всё такое, в этом роде. Впрочем, я подозревал, что он себя так поведёт. Просто из фашистской вредности.

– Дядя Илья, а можно вас спросить?

– Можно.

– А какой Миша был, когда он был маленький? Вы же с детства его знаете.

– Такой же, как сейчас, - самый лучший. А чего это ты вдруг?

– Так... Интересно.

– Ну-ну. Егор, ты не замёрз?

– Совсем нет. Потеплело, кажись...

– Кажись...

Я вижу, что парень что-то хочет спросить, но ему мешает его застенчивость. Поможем...

– Слушай, Егор. Твой, - наш, - Мишка, был, есть и будет самым лучшим человеком, которого я знаю. Он всегда всё делает так, как надо. Не сразу это всем ясно, может быть, но в итоге так и получается, что он всё и всегда делает правильно. "Правильно", кстати, не значит - "скучно". С ним, вообще, скучно не бывает. Впрочем, ты и сам это не хуже меня знаешь.

– Знаю...
– вздыхает Егорка.

– Ну, а в чём тогда дело? Послушай, Егорка, ты очень хороший человек, люблю я тебя, мы все тебя очень любим, но нельзя же, в самом-то деле, быть таким застенчивым! Ну чего ты всё стесняешься? Пойми, наконец, - ты такой же, как и все мы. Ты с нами. Всё. Ну, есть, конечно, у тебя обязанности, - а у кого их нет? У меня их, знаешь, сколько, - поделился бы, с радостью! Вот и у тебя, тоже... Но и прав у тебя не меньше, чем у Вадьки, например... А уж право спрашивать, - это вообще есть право неотъемлемое. Спрашивай, я же вижу, - ты что-то хочешь.