Шрифт:
Он стоял посреди двора, жевал морковку и смотрел на меня, задрав квадратную голову.
Он так неодобрительно и пристально смотрел, что у меня сама по себе запуталась леска. Я принялся распутывать спасть, думая о том, как получше отбояриться от разговоров.
Григорьев дожевал, пульнул огрызком в кошку и громовым голосом гаркнул:
— Эй!!
Немедленно в трех квартирах радостно откликнулись собаки. Я не люблю, когда ко мне обращаются: «эй», и ничего не ответил.
Сторож подождал и закричал снова:
— Эй! Ты чего там задумал?
Отмалчиваться далее было неудобно, тем более, что собаки лаяли уже в пяти квартирах.
— Ужу. Неужели не ясно?.:
— А разрешение у тебя имеется? — орал выспавшийся сторож.
И сказал, что имеется.
— С печатью?
Я сказал, что с круглой.
— А подпись-то? — допытывался наевшийся сторож. — Подпись чья на разрешении, ась? Я собрался с духом и произнес:
— На документе имеется подпись лица, весьма компетентного в данных вопросах и облеченного на сей предмет соответствующими полномочиями, а также прерогативами, гражданин!
Так ответил я, ибо давно знал Григорьева и его слабости.
Сторож выслушал мои слова, как музыку. Он даже не начинал новую морковку, которую выудил из кармана. После уважительной паузы Григорьев решил сделать приятное и мне:
— Эй!
— Ну?
— Ты есть хочешь?
— Нет, спасибо.
— А то у нас всегда рыба остается! — гремел сторож. — Жареная. Вынести кусок? Отличная рыба!
— Рыба? Какая рыба? — обеспокоенно спросила вышедшая из подъезда женщина с сумкой на колесиках. — Вы продаете рыбу?
— На дежурстве не занимаемся, — с достоинством ответил сторож, откусывая от морковки. — Может, вон тот продает? Рыбак-то…
Женщина забегала глазами по двору, отыскала меня и спросила с тревогой:
— Это вы продаете, товарищ? А она свежая? Мне нужно только свежей. Килограммчика два, товарищ!
— Вы ошибаетесь, я ничего не продаю, — ответил я нервно.
— Но вы же рыбак?
— Я вовсе не рыбак. И удочка эта — не моя.
— Эй! — заорал сторож. — А чья же тогда? Ты где ее взял, а?
— Погодите, — волновалась женщина с сумкой на колесиках. — Продайте мне тогда раков. Здесь вчера кто-то торговал раками. Мне килограммчика два, товарищ!
— А, значит ты еще и раками спекулируешь! — орал сторож, доевший морковку. — А разрешение у тебя имеется? Эй!!!
Его мощный голос наполнял двор гулом. В квартирах отчаянно лаяли уже все пятнадцать собак, собачищ и собачонок. Из подъезда выскакивали жильцы с сетками. С криком «Кто за раками крайний?» на балкон выбежал брюнет в майке. Хлопали форточки. Двор ожил. Еврипидовна, умирая от счастья, высунулась из окна по пояс.
Я с досадой и страхом глядел вниз, убеждаясь, что пора сматывать удочки. Спасение пришло из ЖЭКа. На пороге появился поджарый культорганизатор с мегафоном.
— Вниманию товарищей жильцов! — проревел он, заглушая собачий лай. — Через тридцать минут на агитплощадке состоится выпуск устного журнала «Здоровый быт». Перед вами выступят: токсиколог (об отравлениях грибами), травматолог (о несчастных случаях) и инспектор ОСВОДа. Затем состоится веселый концерт. Прошу всех на площадку!
Толпа рассосалась так быстро, словно ее неделю тренировали. Собаки умолкли. Езрипидовна судорожно задергивала пуленепробиваемые шторы, оставляя сбоку контрольную щель. На дворе остались культорганизатор и сторож Григорьев.
— Товарищ, проходите на площадку! — строго сказал культ-организатор в мегафон. — Выпуск устного журнала! Концерт!
Дожевывая морковку, сторож спрятался за дверями столовой и загромыхал засовами. Культорганизатор ЖЭКа, взмахнув мегафоном, погнался за собаковладельцем Брыскиным, замешкавшимся в воротах. Через минуту во дворе вновь стало тихо и благостно.
Я тоже вздохнул с облегчением. Мне наконец-то удалось зацепить крючком свою куртку, вывешенную сушиться и ночью упавшую с веревки на бетонный козырек столовой. Подтянув добычу к себе, я еще раз окинул взором наш тихий дворик. Хорошо в городе летом. Прелесть, кто понимает!
Кем быть?
Вечером я сказал, что нам задали на дом сочинение на тему «Кем я хочу стать».
Папа сразу спросил:
— Ну и кем же ты хочешь стать?
Я ответил по-честному, что когда вырасту, буду продавать мороженое.
Сразу собрался большой семейный совет.
— Боже мой! — возмущалась мама. — Он напишет эту чепуху и опять схватит пару! В твоем возрасте все хотят быть космонавтами! Понятно, горе мое?
— Правильно, — сказал папа. — Космонавтами или, но крайней мере, летчиками.