— Я не думаю, что Джон продался. Мне кажется, он отличный парень. Даже вызвался раз в неделю добровольно тренировать школьные команды где-то в Восточном Пало-Альто. (Восточный Пало-Альто — это бедный городишко, где живут в основном негры и латиноамериканцы, в нескольких минутах езды от нашего кэмпуса).

— Вообще-то, это все наводит на размышления. Может, и не надо самому быть бедным, чтобы делать добрые дела. Может, можно делать деньги, наслаждаться жизнью и делать добро одновременно. Поди тут разберись…

Я привел этот разговор в доказательство того, что для некоторых, в особенности для склонных к искусству, интеллектуалов и сочувствующих левому движению студентов, бизнес-школа могла воплощать собой духовный и эмоциональный кризис. Сьюзан, Луиза и другие в нашем классе видели бизнес-школу и как источник обольщения, и как источник угрозы. Они трепыхались в ее объятиях.

Нигде так не проявлялся водораздел между «лириками» и «физиками», как в моих двух классах по понедельникам и пятницам: «Финансы» и "Экономика госсектора".

«Финансы» были делом серьезным. В то время как на "Анализе данных" студенты были склонны к опозданиям и дремоте, на «Финансах» они приходили в аудиторию заранее, раньше преподавателя, затем выкладывали свои книги и конспекты на столы и принимали вид трезвомыслящего, напряженного внимания. Понадобилось какое-то время, чтобы понять, чем же «Финансы» так отличаются. А потом до меня дошло. «Финансы» были насчет денег.

Нашим преподавателем была Рут Чарен, высокая, темноволосая женщина. Чарен пользовалась проектором и когда писала свои формулы, тень ее руки, многократная увеличенная на экране, выглядела как рука Господа Бога. «Лирики» и «физики» реагировали на нее совершенно противоположным образом, причем с самого первого занятия.

— Сегодня мой первый день чтения лекций после довольно большого перерыва, — с этого начала Чарен. Годом раньше, сообщила она, некий грант "очень удачно освободил меня от тягот преподавания и позволил заняться исследованиями".

Тяготы преподавания? Уж не оскорбление ли это? Лирики вроде нас с Конором переглянулись. "Вот, пожалуйста, — сказали наши взгляды, — еще один пример неуважения к студентам". Физики тоже переглянулись, но иначе. Их глаза засверкали. "Наконец-то что-то стоящее", — говорили их лица. Так как Чарен только что вернулась после годового занятия наукой, она даст нам самый свежий, самый горячий материал в этой области.

Продолжив, Чарен заявила, что хотя у некоторых студентов в классе и имеется финансовое образование, у других этого нет, так что на первые три-четыре лекции она будет придерживаться темпа помедленнее. "Тех, кому будет скучно, могу только попросить потерпеть, — сказала она. — Потом, по ходу дела мы начнем двигаться быстрее".

Сейчас оскорбленными выглядели «физики». Гуннар закатил глаза. Четыре лекции — это куча потерянного времени для человека, собравшегося сделать квантовый прыжок. Но мы с Конором приятно откинулись на своих сидениях и расцвели улыбками. Четыре занятия! И на них мы поймем-таки, о чем станет говорить наш преподаватель. Этого хватило, чтобы привести нас почти в состояние экстаза.

А затем Чарен приступила к своей вводной лекции про современную теорию портфеля ценных бумаг, записывая на проекторе формулу расчета сложных процентов. Мы с Конором перестали улыбаться.

V, объяснила Чарен, это сумма капитала в долларовом исчислении, r — процентная ставка, t — период времени, в течение которого финансовый инструмент находится в портфеле, а V — долларовая сумма в нулевой момент времени. Я взглянул на своих однокурсников. Возникало впечатление, что «физики» действительно понимают, о чем идет речь.

Затем Чарен перешла к взаимосвязи между облигацией с нулевым купоном и процентными ставками, расписывая на проекторе вывод формулы.

— Математика настолько элементарная, что мы не будем тратить на нее время, — сказала Чарен, — но хочу подчеркнуть, что в этом курсе нет ничего важнее этой формулы. Здесь, в этой компактной записи, у нас имеется набор процентных ставок, представляющий собой функцию дисконтирования, и эта функция, в свою очередь, дает нам цену, которую мы должны заплатить сегодня, чтобы получить один доллар в тот или иной момент времени в будущем…

Ставлю здесь точку, потому что к этому моменту — спустя десять или что-то вроде этого минут после начала первой, медленной и предельно элементарной лекции — я потерялся полностью. Один-единственный взгляд на Конора подтвердил то же самое и про него. В то время как глаза «физиков» вроде Гуннара блестели заинтересованностью и пониманием, глаза Конора приобрели тот стеклянный, несфокусированный характер, который психиатры ласково именуют "синдромом отупения".

Впрочем, уже сейчас все было ясно. Финансы будут принадлежать «физикам». Что же до «лириков», мы погрузимся в ледяные, беспросветные пучины.