Вот вам для вашего личного ориентирования несколько намеков, которые я пополню при свидании. После смерти Пальмерстона между нами и Англией произошло решительное сближение, которое тотчас же и отозвалось по греческому вопросу. Инициатива в этом деле принадлежит нам, со стороны же Англии встретила она полное сочувствие и содействие. Так что Франция уже приступила к решенному делу. Вообще говоря, кончина Пальмерст<она> благотворно подействовала на наши отношения к Англии, что не замедлит обличиться и въяве.

Что же касается до внутр<еннего> вопроса — о печати и наших отношений к ней, то я не могу довольно благодарить «Московск<ие> вед<омости>» за ее две последние статьи, вызванные последним нашим заявлением в «Север<ной> почте», которое очень похоже на отеческие наставления Полония в «Гамлете»*. — Я на днях имел случай обо всем этом говорить с Валуевым и убедился в радикальной безотрадности положения*, хотя В<алуев> и уверяет меня, что к Новому году — не позже — он готовит нам какой-то весьма приятный сюрприз по делу печати и что это выяснит все положение, но мне что-то плохо верится*.

Еще раз обнимаю вас и всех ваших и надеюсь скоро повторить это в действит<ельности>. — Господь с вами.

С.-Петербург. Четверг. 30 декабря 1865

Вас первых, моя милая добрая Marie, хочу поздравить с Новым годом… Вам по праву принадлежат мои первые — свежие — еще не опошленные, еще не выдохшиеся пожелания. — Знайте, что и в наступающем году я решительно возобновляю подписку на всю вашу дружбу ко мне и всю вашу доверенность. Отрадно было мне читать в письме Ал<ександра> Ив<аныча>, что вы ждете моего приезда для какого-то совещания… Вот почему я и настаиваю на доверенности. Наконец, говоря о моем приезде, я могу определить и самый день этого несбыточного доселе события. — По просьбе Анны я решился проводить ее, — а она выедет отсюда 8-го генваря — итак, 9-го, часам к одиннадцати утра, ждите меня к чаю. Все это, разумеется, при оговорке, так глубоко человеческой, если Богу угодно.

На днях был и обедал у меня Щебальский*, которого, разумеется, я много расспрашивал о всех вас. Но его показания были гораздо утешительнее тех известий, которые письмо вашего мужа сообщает мне о его здоровье. Щеб<альский> также уверял меня, что его шансы на получение кафедры в Москве совершенно верны, — в письме же вижу сомнение… И все это еще более усиливает нетерпение мое с вами видеться.

Но говоря о письме Ал<ександра> Иваныча, я чуть-чуть не забыл упомянуть и о вручительнице письма, нашей умной любезно-практически-домостроительной Mlle Soz*, приехавшей сюда, по ее уверению, с единственной целию поздравить всех тех, кому она считает себя обязанной. Я нашел ее в наилучшем настроении. Она положительно похорошела и вдобавок еще — сняла очки. Так что явление ее было вполне удовлетворительное и отрадное.

Знаете ли вы, милая Marie, что у вас одною тетушкою стало меньше? Бедная Алек<сандра> Дмитриевна* кончила свою страдальческую жизнь, все-таки пережившую две другие жизни*, имевшие, казалось, более права на существование.

Но… простите, до близкого свидания. — Обнимаю от души вас и всех ваших.

Ф. Тютчев

Moscou. Mercredi. 12 janvier 1866

Eh bien, voil`a donc le mariage d’Anna, ce mariage, objet de si longues pr'eoccupations, — le voil`a donc pass'e `a l’'etat de fait accompli…* Comme tout ce qui se dilate si d'emesur'ement par la pens'ee, soit comme attente, soit plus tard comme souvenir, tient peu de place dans la r'ealit'e! — Ce matin, `a 9 heures, je me suis rendu chez les Сушков o`u j’ai trouv'e d'ej`a tout le monde sur pied et sous les armes. Anna venait d’achever sa toilette et avait d'ej`a dans les cheveux cette fleur d’oranger qui a si fort tard'e `a s’'epanouir… Encore une fois, je me suis vu tenant dans les mains une image, comme tous les p`eres pass'es, pr'esents et `a venir en pareille occurrence, et ne demandant pas mieux que de m’acquitter de mon emploi avec conviction, tout comme l’ann'ee derni`ere*. — Puis j’ai accompagn'e Anna chez ma pauvre vieille m`ere — qui m’a 'etonn'e et touch'e par le reste de vie qui s’est fait jour en elle au moment o`u elle l’a b'enie avec la fameuse image de sa Vierge de Kazan. C’'etait bien l`a un des derniers jets de la lampe qui va s’'eteindre… Puis nous nous sommes rendus `a la chapelle, Anna avec ma soeur dans une voiture, moi les suivant tout seul dans une autre et le reste `a l’avenant… La messe a commenc'e aussit^ot notre arriv'ee. Dans la chapelle qui est fort jolie il n’y avait pas plus de vingt personnes… C’'etait simple, convenable et recueilli… Pendant la c'er'emonie du mariage ma pens'ee allait continuellement du moment pr'esent `a mes souvenirs de l’ann'ee derni`ere… Quand on a eu mis les couronnes sur la t^ete des mari'es, l’excellent Аксаков, avec son 'enorme couronne plant'ee `a cru sur sa t^ete, m’a vaguement rappel'e les figures en bois peint, repr'esentant l’Empereur Charlemagne. Il a dit les paroles sacramentelles avec beaucoup de conviction — et je suppose, ou plut^ot je suis certain, que l’esprit molest'e d’Anna va enfin trouver aussi son assiette. — Apr`es la c'er'emonie finie et le feu crois'e des f'elicitations et des embrassements 'epuis'e, on s’est rendu `a la maison des Аксаков, moi dans la voiture d’Antoinette, et chemin faisant nous n’avons pas manqu'e de faire des retours m'elancoliques sur la pauvre Daria.

Un d'ejeuner copieux et tout `a fait inopportun nous attendait dans la famille Аксаков, braves et excellents gens, et qui, gr^aces `a leur illustration litt'eraire, se trouve ^etre un peu la famille de tout le monde. C’est ce que j’ai dit `a la vieille*, lui rappelant le souvenir de son d'efunt mari qui manquait essentiellement `a la f^ete. Puis j’ai demand'e la permission de me soustraire au d'ejeuner, attendu que depuis le matin je me sentais tr`es positivement et tr`es d'esagr'eablement souffrant… Jean, qui rentre `a l’instant, m’assure qu’il m’a surabondamment remplac'e au d'ejeuner. — Il commence `a faire nuit et je suis oblig'e de cesser. Je sens le m^eme cr'epuscule dans tout mon ^etre et toutes les impressions du dehors ne m’arrivent que comme les sons d’une musique qui s’'eloigne. Bien ou mal, je sens que j’ai assez v'ecu — comme je sens qu’au moment de m’en aller tu es la seule r'ealit'e vivante dont j’aurai `a prendre cong'e!

Москва. Среда. 12 января 1866

Итак, свадьба Анны, эта свадьба, из-за которой было столько волнений, стала, наконец, свершившимся фактом…* Как же мало места занимает в реальности все, что разрастается в мыслях до невероятных размеров, будь то в предвкушении или позже в воспоминаниях! — Сегодня утром, в 9 часов, я отправился к Сушковым, где нашел всех уже на ногах и во всеоружии. Анна только что окончила свой туалет, и в волосах у нее уже была веточка флердоранжа, столь медлившего распуститься… Еще раз мне пришлось, как в подобных обстоятельствах всем отцам — давно ушедшим, настоящим и будущим, держать в руках образ, стараясь с такой же убежденностью исполнить свою роль, как и в прошлом году*. — Затем я проводил Анну к моей бедной старой матери, которая удивила и тронула меня остатком жизненной силы, проявившейся в ней в ту минуту, когда она благословляла ее своей иконой знаменитой Казанской Божией матери. Это была одна из последних вспышек лампады, которая скоро угаснет… Затем мы отправились в церковь: Анна в одной карете с моей сестрой, я сам по себе следовал за ними в другой, и остальные за нами, как полагается… Обедня началась тотчас по нашем приезде. В очень хорошенькой маленькой церкви собралось не более двадцати человек… Было просто, достойно, сосредоточенно… Во время церемонии венчания мысль моя постоянно переносилась от настоящей минуты к прошлогодним воспоминаниям… Когда возложили венцы на головы брачущихся, милейший Аксаков в своем огромном венце, надвинутом на лоб, смутно напомнил мне раскрашенные деревянные фигуры, изображающие императора Карла Великого. Он произнес установленные обрядом слова с большой убежденностью, — и я полагаю, или, вернее, уверен, что беспокойный дух Анны найдет, наконец, свою тихую пристань. — По окончании церемонии, после того как иссяк перекрестный огонь поздравлений и объятий, все направились к Аксаковым, я — в карете Антуанетты, и по дороге мы не преминули обменяться грустными мыслями о бедной Дарье.