Прошу милую Marie простить мне это длинное, скучное письмо. — Не замедлю отнестись к ней прямо.

Простите. Господь с вами.

Петербург. 22 февраля <18>66

Скажите, ради Бога, кто из вас двоих запрещает один другому писать ко мне?.. Это единогласие в молчании начинает сильно меня тревожить… Здоровы ли вы? не случилось ли что у вас?.. Потрудитесь же, прошу вас, пошевелить пальцами, как это бывает при кошмаре, чтобы восстановить в нашей переписке надлежащее кровообращение…

За неимением письменных извещений я стараюсь вычитать коли не вас, так мужа вашего из передовых статей «Московских вед<омостей>»… но как-то не удается. — Выдается из них, а особливо из последних по финансовым вопросам, только сердитый горб Леонтьева…* Что же до вас собственно, то даже и тени вашей нет ни на одном из бесчисленных столбцов вышереченной газеты… Словом сказать, я в совершенных потемках и прошу посветить…

Здесь, кроме моего, все здоровы, или хороши, или поправляются. Даже моему Феде стало гораздо лучше. Кашель унялся, и он может выходить на воздух. Он становится очень мил, и мне все грустней и грустней бывает смотреть на него. — Дарье также лучше, и она после праздников сбирается ехать за границу. Ей очень бы хотелось меня увезти с собою, но не увезет — там еще пустее. Это я уже испытал на деле…

Знаете ли, что вы мой единственный корреспондент в Москве? т. е. если можно назвать корреспондентом лицо не пишущее… К Аксаковым по приезде из Москвы я еще ни разу не писал. Вы одни тревожите иногда во мне эту заглохшую способность к начертанию букв… Такие исключительные усилия заслуживают же с вашей стороны некоторого ободрения… Итак, в самом даже неблагоприятном предположении не позднее как дня через три я жду вашего отклика. Не то… увидите.

Ф. Тчв

P'etersbourg. Vendredi. 25 f'evrier <18>66

Ma fille ch'erie, ma bonne et heureuse Anna, — de gr^ace pardonne-moi mon silence et surtout ne l’interpr`ete pas `a mal. Ce n’est, Dieu le sait, ni de l’indiff'erence, ni m^eme de la paresse. C’est quelque chose… dont il est inutile de parler… Je vous sens, je vous vois en pleine possession de la vie, de cette vie `a laquelle tu n’as cess'e d’aspirer et que tu m'eritais si bien… et quant `a moi — ma vie `a moi est bien finie, morte et enterr'ee. Or il faut avoir exp'eriment'e cet 'etat, pour comprendre ce que c’est — et comme alors en pr'esence de la vie vivante on contracte, tout naturellement, la retenue et la discr'etion des morts…

Et cependant, ma fille, crois-le bien, je lis tes lettres avec la plus intime satisfaction. C’est comme si j’assistais `a l’accomplissement d’un beau r^eve, et je ne puis assez remercier Dieu de l’avoir permis… Il y a dans ton bonheur quelque chose qui me satisfait tout entier et qui donne raison `a toutes mes convictions, car tu sais bien que ton mari a toujours 'et'e au nombre de mes convictions les meilleures. Je lui sais tant de gr'e de ce qu’il est — et surtout de ce qu’il a une nature de tout point si diff'erente de la mienne… tu dois aussi appr'ecier cela.

Ah oui, j’aimerais bien vous voir chez vous — par une belle journ'ee de printemps au premi`eres feuilles et sous ce m^eme toit qui a d'ej`a abrit'e tant de vie intelligente et sympathique. Ce n’est pas peu de chose que d’h'eriter d’un pareil pass'e…*

Et cependant, ma fille, oserai-je vous l’avouer, — m^eme `a travers votre bonheur pr'esent, j’en suis encore `a regretter le День* et fais des voeux sinc`eres pour pouvoir concilier ces deux choses… Et ce n’est pas `a moi seul que le День manque si essentiellement. Il manque `a la pens'ee russe contemporaine et il ne saurait lui manquer longtemps sans en faire baisser le niveau.

Nous sommes ici en pleine crise de politique ext'erieure `a cause des principaut'es Danubiennes, et c’est aujourd’hui m^eme que l’Empereur doit se d'ecider entre Gortchakoff et Budberg*, ici pr'esent… Quant `a pr'eciser le diff'erend qui existe entre ces deux messieurs, ce n’est pas chose facile. En tout cas il y a l`a plus de personnalit'e que de politique… Une circonstance piquante du proc`es, c’est le patriotisme ultra-russe de Budberg qui n’admet aucun m'enagement, aucune temporisation et veut d'ecid'ement ^etre le Bismarck de la Russie… Il n’y a rien d’aussi effrayant que le patriotisme russe d’un Allemand. C’est comme un poltron r'evolt'e… et cependant les coups de t^ete seraient plus que jamais un contresens dans notre politique qui, pour r'eussir, n’a besoin que de se comprendre elle-m^eme et de laisser faire le temps et la force des choses.

J’aimerais bien pouvoir utiliser ces deux auxiliaires dans l’int'er^et du r'etablissement de notre ch`ere Daria — pauvre fille qui, gr^ace `a je ne sais quel d'efaut organique dans son ^etre moral, en est arriv'ee d'ej`a d`es `a pr'esent `a cette difficult'e d’^etre dont quelqu’un se plaignait `a l’^age de cent ans…* La position qu’elle s’est faite est telle qu’on ne sait vraiment pas par quel bout la prendre…

Mais avant de finir, voici une commission dont j’ai 'et'e oblig'e de me charger p<our> ton mari. C’est de la part du jeune P<rince> Volkonsky, `a qui ton mari a promis de lui envoyer quelques exemplaires de sa notice n'ecrologique sur son p`ere*.