Шрифт:
Антулла прогоняет свою кормилицу, ибо у той больше нет молока.
Ликорис прогоняет свою кормилицу, ибо у нее больше нет ребенка.
Ликорис говорит, что сорок зим назад Спурий был очень красив. Плекуза сочиняет следующую эпиграмму:
Сей муж еще хранит следы былой красы, Найдете их в ушах да, может быть, во взгляде.Уезжаю в Аргилет.
Я попросила Спатале сходить за зеркалом. Потом долго гляделась в него. И громко, во весь голос, обратилась к себе самой со словами:
— Ты, милая моя, похожа на статую Тарквиния Древнего, которую пахарь в один прекрасный день откопал на своем пшеничном поле.
И я отправилась к столу, где поела сладкой молодой свинины с вареным виноградом и выпила два сетье [58] массикского вина.
57
Иды — дни в середине месяца, соответствующие полнолунию. Приходились на пятнадцатый день марта, мая, июля и октября и на тринадцатый день остальных месяцев. Восьмые иды — соответственно восьмой день после них, считая включительно.
58
Сетье — старинная мера жидкости или сыпучих тел, ок. 1/6 литра.
Это когда я вхожу в спальню моего мужа, в западном крыле дворца, и вижу его стоящим на четвереньках на ложе, в окружении юных рабов с воском, холодной водой, полотенцами и притираниями, при раскаленной жаровне (в самом разгаре лета!), и мальчик-умаститель выщипывает ему волоски на ягодицах и лобке, обходя мошонку.
ГЛАВА ВТОРАЯ
(листы 485, л. с. — 490, л. с.)
Юные подростки, что познают первое томление.
Юные подростки, что познают первые минуты опустошенности, когда жажда жизни уходит из пространства тела, как океан ежедневно уходит к западу, медленно обнажая песчаные долы, усеянные ракушками.
Юные подростки, что взращивают и лелеют в душе стремление убить себя из-за прочитанной греческой книги, обидного замечания педагога, лица женщины с улицы Субуры. Вот они стоят. Опираются плечом о колонну. Их окутывает легкий запах не то молока, не то семени. Глаза устремлены в пустоту. Волосы щекочут шею. Легкий сквознячок из комплувия [59] временами вздымает им прядь. И по спине пробегает дрожь.
59
Комплувий (лат. compluvium) — внутренний дворик.
У меня есть пара короткошерстых кошек с желтыми ошейничками и канарейки, которых я держу на ленточках — ярко-голубых, как египетские эмали.
Муола, маленькая собачка, родившаяся под ложем Публия, спит, опрокинувшись на спину. Она дышит тише, чем младенец с остатками материнского молока на губах. Ночью я ощущаю нежное касание ее лапки на своем плече — это она просит, чтобы ее вывели [60] .
60
В Риме любили собак, и охотничьих, и сторожевых, и комнатных. Одну из таких комнатных собачек иронически воспел Марциал:
Спит и сны, подвернувши шейку, видит, И дыхания ее совсем не слышно; А когда у нее позыв желудка, Даже каплей подстилки не замочит, Но слегка тронет лапкой и с постельки Просит снять себя: дать ей облегчиться. (Марциал. Эпиграммы, 1,109)Картина на дереве, изображающая трех Парок за прялкою.
На самые дерзкие, как, впрочем, и самые робкие, просьбы Альцимия, в усладах любви, которые дарили мне его члены, его голос, его взгляд, я спешила ответить «да», еще не дослушав. Я соглашалась на все без тени колебаний.
И те ночи, когда нам приходилось заниматься любовью менее трех раз, мы называли голодными ночами.
Я люблю скрип повозок на улицах Рима.
Теплые ванны, когда их принимаешь на террасе, в мягких закатных лучах солнца.
Глубокий сон мужчины, познавшего наслаждение.
Тюфяки, набитые травою с берегов Нила.
Звезды — в тот час, когда их постепенно стирает заря.
И терпеть не могу старых людей или, по крайней мере, тех из них, что весь свой век живут со смертью за плечами.
Улица Патрициев.
В Септы [61] .
Крапчатая мурренская ваза.
Керамические чашки из сагунтской глины.
Жертвоприношение вороны.
Двадцать локтевых подушек.
Восемь занавесей для двухколесных экипажей.
61
Септы — огороженное место на форуме для всенародных предвыборных собраний.