Интересны для нас и те факты, когда СПМ просто транслируют сочиненную ими музыку непосредственно в сознание людей, причем людей весьма далеких от музыкального творчества. Так, например, различные звуковые, словесные (вербальные) и музыкальные внушения (так называемые идеаторные автоматизмы Кандинского—Клерамбо) слышали во время полетов многие отечественные и зарубежные космонавты, в психическом здоровье которых трудно сомневаться. Геннадий Лисов в журнале “НЛО”(№ 45 от 8 ноября 1999 г.) приводит свидетельства советских космонавтов Ю. Гагарина, А. Леонова, А. Николаева и В. Волкова, которые слышали, находясь на орбите “…лай собаки. Обыкновенной собаки, может, даже простой дворняжки… А потом стал отчетливо слышен плач ребенка! И какие-то голоса. И снова совсем земной плач ребенка… Объяснить это невозможно. Почувствовать — да!”, — так описывал свои впечатления космонавт Влади-слав Волков.

Еще более необычным представляется свидетельство Юрия Гагарина (1934–1968), который, находясь на орбите в 1961 году, слышал “неземную музыку, очень похожую на ту, которая исполняется на электромузыкальных инструментах”. Это свидетельство интересно тем, что до полета в космос Гагарин не слышал подобной музыки, поскольку в те годы в СССР мало кто еще даже знал о существовании таких инструментов. Сам Гагарин понял, как звучат электроинструменты, намного позже, на выступлении ансамбля Вячеслава Мещерина. Именно тогда он и осознал, что слышал нечто подобное в кабине космического корабля в 1961 году.

Еще одно подобное свидетельство мы находим в воспоминаниях монаха Меркурия, относящихся к 1960–1970-м годам, где он описывает свой собственный отшельнический опыт жизни в безлюдных горах, говоря о себе в третьем лице и называясь “пчеловодом”:

“Но вот в одну из ночей на полунощнице снова повторилось подобное явление. В глубине сознания, как бы внутренним слухом он услышал музыку, но теперь играл целый симфонический оркестр. Ясно слышались звуки скрипок, виолончелей и контрабаса, только невозможно было понять, что именно они играли. Исполнялось какое-то большое музыкальное произведение в продолжение двух с половиной часов, не давая возможности сосредоточиться на молитве. Отшельник был вынужден сидеть и слушать этот концерт, не имея возможности продолжать свое молитвенное правило. Не дождавшись, однако, конца симфонии, он улегся спать, и музыка тотчас прекратилась.

В следующую полночь, стоило ему приступить к совершению своего келейного правила, как он услышал другой, на этот раз уже духовой оркестр. Под ликующие звуки военного марша неподалеку от его кельи послышалось, словно на параде, прохождение марширующих войск. Увлеченный бравурной музыкой, он незаметно для себя стал даже слегка помахивать в такт правой рукой. Так бесцельно проведенной оказалась и эта ночь. Дьявол не дал пчеловоду произнести ни единого слова молитвы. Эти концерты, то в вокальном, то в инструментальном исполнении, стали повторяться чуть ли не каждую ночь. Однажды он слышал даже среди дня, как где-то недалеко, за кельей, пел хор городского кафедрального собора, причем хорошо слышалось знакомое сопрано одной из пеtвчих.

Поразительным и непостижимым был один из концертов, который демон в очередной раз устроил в полночь. Это, по-видимому, была его собственная композиция, исполнявшаяся на каких-то металлических предметах, которые издавали своеобразный, изумительно нежный звук. Он был несколько похож на приятный, вибрирующий бой стенных часов. Исполнялось музыкальное произведение, мелодия которого напоминала старинный итальянский вальс “Неаполитанские ночи”, брат даже запомнил этот несложный мотив, однако к утру все выветрилось из памяти”. (Монах Меркурий. “В горах Кавказа”, с. 143, М., “Паломник”, 1998).

Среди русских композиторов наиболее очевидным контактером являлся, безусловно, А.Н. Скрябин (1872–1915), сам себя считавший великим призванным, более чем пророком и даже Антихристом. Его контакт носил настолько ясную антихристианскую, сатанинскую направленность, что даже свои произведения он называл соответствующим образом, например: “Poeme satanique” (франц. — “Сатанинская поэма”), а Девятую сонату — “черной мессой”…

В настоящее время разумные существа параллельного мира активно сотрудничают со многими современными композиторами, а в первую очередь с теми из них, кто пишет рок-музыку. Послушаем высказывание известного композитора и исполнителя рока Ника Кейва, который дал интервью Никите Евгану, — автору программы “Двойной портрет” (газета “Версия” № 18 за 18–24 мая 1999 г.). Свой материал Н. Евган назвал “Ник Кейв — теоретик насилия”, а в подзаголовке пояснил: “Он убивает людей в своих песнях, но пишет предисловие к Библии”. Итак, предоставим слово самому Нику: “Я пишу, когда абсолютно трезв; когда абсолютно пьян, просто никакой, да и когда под наркотиками — я все равно пишу. Я не могу понять: Бог ли это дает или вдохновение, —я не знаю. Я знаю лишь, что мое участие здесь минимально: я просто механизм, который это записывает. А диктует, наверное, Бог”.

Обратим внимание, во-первых, на то, что композитор способен критически мыслить. Он не соотносит психическую продукцию (в данном случае музыкальную) со своим “Я”, понимая, что не является ее создателем. Он признается также, что является лишь передаточным механизмом, который записывает звучащую в его сознании уже готовую партитуру.

Во-вторых, следует обратить внимание на то, что музыкальная информация продолжает поступать в сознание контактера даже в том случае, когда он находится в состоянии, в котором личный творческий акт невозможен по причине оглушенности сознания (“просто никакой”) в результате сильного опьянения или воздействия наркотиков.