Ну а теперь, после необходимого предупреждения о том, что СПМ любят выдавать себя за души умерших, перейдем к рассмотрению творческих возможностей СПМ в области живописи. Случай, который нам удалось разыскать, показывает, что СПМ могут создавать произведения живописи самостоятельно, т. е. без помощи руки художника. Причем в некоторых случаях они успешно копируют манеру того или другого живописца. Статья, содержащая подробное описание интересующего нас феномена, — “Человек, наделенный способностями, которым наука не в силах дать объяснение”, была опубликована в итальянской газете “Domenica del Corriere” от 24 января 1979 года. Приведем из нее некоторые цитаты в переводе с итальянского языка.

“Густав Адольф Рол — о нем ученые, психологи и философы всего мира говорят в один голос: “Это самый необычный человек на Земле”… Вот тому пример.

Нас было восемь человек (некоторые следят за Ролом уже не первый год). От случайного разговора об искусстве перешли к беседе о художниках ХХ века. Рол попросил, чтобы каждый из присутствующих назвал художника, которому он отдает предпочтение. Были названы имена Пикассо, Модильяни, Сутина, Кандинского, Дюбюфэ, Матисса, Леже и Хартунга. Рол записал эти имена на листе бумаги. Затем он сказал:

— Мне было бы приятно вызвать всех их сюда сегодня вечером. Но как знать, придут ли они? А вдруг начнут ссориться? Я этого никогда не делал. Сейчас впервые рискну испытать эту возможность.

Из папки с бумагой он вынул восемь чистых белых листов и раздал присутствующим. Затем каждый из нас сложил свой лист вчетверо. Таким образом, у каждого образовалось по 16 прямоугольников размером 6ґ7 см. Затем Рол объяснил: “Всех этих художников приведет сюда Огюст Равье, художник, который является моим проводником уже в течение многих лет. Это мой “умный дух”, с которым я внутренне связан”<…> (Огюст Равье (1814–1895) писал меланхолические пейзажи поразительной красоты. — Иг. N).

Рол приготовил на тарелочке несколько красок, положил рядом шпатель и две кисти. Лицо его было безмятежным, то и дело он улыбался и казался расслабленным, хотя и сосредоточенным на мысли, известной только ему одному. Рол не потел, голос его был спокойным, когда он сказал мне: “Выберите один из сложенных листов. Еще раз пройдите по складкам и положите его во внутренний карман”.

Теперь я должен признаться в одном нехорошем поступке: это был третий вечер, который мы с фотографом Милани проводили с Ролом. Мне уже случалось быть избранным, чтобы положить во внутренний карман сложенный лист бумаги. Вот почему на этот раз я приехал из редакции с заготовленным в кармане сложенным листом бумаги, зная уже, что Рол использует очень твердую бумагу (extrastrong). По указанию Рола я взял один из сложенных листов, но вместо того, чтобы положить его в карман пиджака, я незаметно опустил его на пол.

В комнате было светло; царила атмосфера спокойного ожидания. Казалось, все были уверены, что Рол сделает нечто удивительное. Рол уставился взглядом в картину напротив. Затем показалось, что его взгляд покинул комнату. Вдруг он сказал, словно видя кого-то перед собой:

— А, хорошо, это ты, Равье! Спасибо, спасибо, что пришел. Ты нам поможешь?

Перед Ролом лежал лист бумаги; он дотронулся до него и сказал, улыбаясь:

— Ты не хочешь, чтобы твои работы смешивались с другими?! Тогда возьми себе пол-листа. О, хорошо, мой дорогой мэтр. Вот эту часть.

Карандашом он начал рисовать, стирать, затем взял кисти. Потом он поднял взгляд. Царило глубокое молчание.

— Вот они и пожаловали! Добрый вечер, Матисс, спасибо, спасибо. Вот и Пикассо, свинья, ты все такой же… О, о, Моди, нежнейший Модильяни, дорогой мой бедный Модильяни… У меня болят глаза. Очень резкий свет. Продолжим, продолжим работать!

Прошло пять минут. Рол говорил спокойно, легко касаясь листа бумаги, а потом разорвал его на мелкие кусочки. Затем внезапно воскликнул:

— Все! Достаточно! Что сделано, то сделано.

Он обратился ко мне: “Покажите лист”. Отлично помню ту убежденность, с которой я опускал руку во внутренний карман: убежденность в том, что чистый лист, принесенный мной из редакции, разрисован. Когда я вынул его из кармана и развернул, мы обнаружили на нем 16 еще мокрых, выполненных темперой этюдов. На одной половине — восемь пейзажей Равье, а с другой стороны — восемь различных сюжетов, подписанных Пикассо, Кандинским, Модильяни и другими. Рол вырезал прямоугольнички и любовно вставил их в рамки.

— Разве это не восхитительно? — воскликнул он”.

Вспомнив склонность СПМ к фальсификациям и странную потребность выдавать себя за души умерших, как это мы уже видели в случае с К. Русковым, не будем обманываться тем, что говорил контактер-медиум, называя имена умерших художников. Безусловно, изображения, получившиеся на листе вчетверо сложенной бумаги, которую корреспондент не вынимал из кармана после того, как положил ее туда еще в редакции, были сделаны именно существами параллельного мира (СПМ), а не душами умерших художников.