Повисла напряженная тишина. Карамон почувствовал что–то пугающее в его сестре, что–то тревожное. Не само нападение, нет. Его напугала яростная, искренняя радость в ее глазах, когда она нападала.

— Извини, малыш, — наконец сказала она. — Я не хотела тебя пугать. — Она игриво потрепала его по щеке. — Но никогда больше не подкрадывайся ко мне так, когда я сплю. Ладно?

— Конечно, Кит, — сказал Карамон. Он еще не успокоился, но был готов признать, что вина была его. — Прости, что разбудил тебя. Я просто хотел проверить, как там Рейстлин.

— Он пережил кризис, — сказал Китиара с усталой, но победоносной улыбкой. — С ним все будет в порядке. — Она с гордостью посмотрела на Рейстлина, как могла бы смотреть на поверженного врага. — Жар отступил прошлой ночью и не возвращался. Теперь нам нужно дать ему поспать.

Она вытолкала упирающегося Карамона за дверь.

— Пойдем. Слушай старшую сестру. Ты можешь отплатить мне за страх, который я испытала, тем, что приготовишь мне завтрак.

— Страх! — Карамон фыркнул. — Разве ты чего–нибудь боишься?

— Солдат всегда боится, — поправила его Кит. Усевшись на стол, она принялась уничтожать зеленое яблоко, одно из самых первых фруктов. — Все зависит от того, что ты делаешь со своим страхом.

— Чего? — Карамон оторвался от плиты.

— Страх может вывернуть тебя наизнанку, — сказала Кит, разрывая яблоко крепкими белыми зубами. — Но ты можешь заставить страх работать на тебя. Использовать его, как оружие. Страх — забавная вещь. Он может заставить твои коленки дрожать, может заставить тебя обмочиться, заставить тебя скулить как младенец. А может заставить тебя бежать быстрее или бить сильнее.

— Да ну? Неужели? — Карамон наколол кусок хлеба на вилку и поджаривал его над кухонным очагом.

— Я вспоминаю одну стычку, — начала Кит, откинувшись назад на стул и водрузив ноги на другой стул. — На нас напала банда гоблинов. Один из моих товарищей — мы звали его Барт Синий Нос, потому что его нос был странного голубоватого оттенка — ну, неважно, в общем, он дрался с гоблином, и вдруг его меч сломался, разлетелся прямо на две половинки. Гоблин аж завыл от восторга, думал, что тут его противнику и конец. Барт разъярился. Ему позарез нужно было какое–то оружие; гоблины атаковали с шести сторон, и Барт плясал, как демон из Бездны, уклоняясь от ударов. Тут ему в голову взбрело, что ему нужна дубинка, и он хватает первое, что ему попадается, а попадается ему дерево. Не ветка, а целое дерево, черт побери. Он вытащил его из земли — было слышно, как корни трещат — и обрушил его прямо гоблину на голову. Убил его на месте.

— Да ну! — возразил Карамон. — Я не верю в это. Он вытащил целое дерево из земли?

— Это было молодое деревце, — сказала Кит, пожимая плечами. — Но он не мог повторить это снова. Он попытался вытащить другое, примерно того же размера, но не мог даже заставить ветки трястись. Вот что страх делает с людьми.

— Понятно, — сказал Карамон и глубоко задумался.

— У тебя хлеб горит, — заметила Кит.

— Ой, точно. Извини. Я съем этот кусок. — Карамон снял почерневший ломоть хлеба с вилки и наколол другой на его место. У него на языке вертелся вопрос, который мучил его последние несколько дней. Он пытался придумать, как бы подипломатичнее задать его, но ему ничего не приходило в голову. Рейстлин обычно занимался дипломатией; Карамон сразу брал быка за рога. Он решил, что может задать вопрос и разделаться с этим, тем более, что Китиара, по–видимому, пребывала в хорошем настроении.

— Почему ты вернулась? — спросил он, глядя в сторону. Он аккуратно повернул вилку, поджаривая другую сторону хлебца. — Из–за матери? Ты ведь была на похоронах, правда?

Он услышал, как сапоги Кит простучали по полу, и тут же оглянулся, боясь, что оскорбил ее. Она стояла у маленького окна спиной к нему. Дождь наконец–то прекратился. Листья валлинов, начавшие менять цвет, золотились в свете утреннего солнца.

— Я слышала о смерти Джилона, — сказала Китиара. — От дровосеков, которых я встретила в одной таверне на севере. Я также слышала о… болезни Розамун. — Ее рот искривился, она бросила косой взгляд на Карамона. — Если честно, я вернулась из–за тебя, тебя и Рейстлина. Но я об этом еще скажу. Я прибыла сюда той ночью, когда Розамун умерла. Я… э… была с друзьями. И — да, я пришла на похороны. Нравится мне это или нет, но она была моей матерью. Думаю, вы с Рейстом тяжело перенесли ее смерть, так?

Карамон молча кивнул. Он не хотел думать об этом. Он принялся рассеянно жевать горелый хлебец.

— Хочешь яичницу? Я могу поджарить пару яиц, — предложил он.

— Валяй, я умираю с голоду. Положи на сковороду Отиковой картошки, если она осталась. — Кит продолжала стоять у окна. — Не то чтобы Розамун что–то значила для меня. Нет. — Ее голос стал жестче. — Но если бы я не пошла… это было бы не к добру.

— Что значит «не к добру»?

— О, я знаю, что все это чепуха и суеверие, — сказала Кит, неуверенно улыбаясь. — Но она была моей матерью, и она умерла. Я должна проявить почтение. Иначе… ну, — Кит выглядела неуютно, — меня может постичь наказание. Что–нибудь плохое может со мной случиться.

— Это звучит похоже на вдову Джудит, — сказал Карамон, разбивая яйца и неумело пытаясь вытащить скорлупу из содержимого миски. Его яичница обычно хрустела на зубах. — Она говорила о каком–то боге по имени Бельзор, который накажет нас. Ты это имеешь в виду?

— Бельзор! Что за чушь. Нет, Карамон, есть другие боги. Могущественные боги. Боги, которые карают тебя, если ты делаешь что–то, что им не нравится. Но они награждают тебя, если ты служишь им.

— Ты что, серьезно? — спросил Карамон, уставившись на сестру. — Не обижайся, просто я никогда не слышал, чтобы ты так говорила.