Шрифт:
Петька поднял мешок на плечо:
— Пойдемте, дедушка.
Глава 3
Дед повел их по узенькой тропинке. За ним спешила Таня. Сзади всех плелся Петька Жмыхин. Он шел и ругал себя за то, что, понадеявшись на удачу, спросил деда о лабиринте Гаусса. Выдал тайну. Хорошо, если дед действительно не знает. А если знает и нарочно притворился? Тогда завтра же сообщит в город:
— Четверо подозрительных ищут лабиринт Гаусса.
Время военное, и милиция сразу примет меры.
Тимка, шагавший впереди, остановился, подождал Петьку и зашептал ему на ухо:
— Не переживай. Ночью у костра Шурка наговорит деду всяких страхов. Тот забудет про все. Ей богу! Только Шурку настропалить надо.
Шифрограмма доклада Флику.
…Исчезновение самолета, посланного к Мулекову, выяснить не удалось. Вероятно, ночью при плохой видимости он врезался в скалы. Связь с Мулековым оборвалась в тот же день. Отказ рации исключен, так как он мог использовать связь по каналу «фогель». Вероятно, он погиб. По-видимому, или внезапное нападение дикого зверя, или другой несчастный случай со смертельным исходом…
Группа, сброшенная в районе Южного Байкала, которую должен был возглавить Мулеков и увести в Жаргино к Костоедову, вышла на связь только раз, сообщив, что Мулеков на встречу не явился.
Группа неопытная, нервничает. Агент по кличке Вислоухий не хочет подчиняться Kpeпышу. Точный план маршрута к лабиринту Гаусса передать им по эфиру не рискнули. Сообщили в общих словах.
Приказали воспользоваться вариантом, полученным от литератора еще до войны. Но план литератора, по-видимому, оказался устаревшим. Старик-таежник, с которым он договаривался о карте, мог давно умереть.
Группе было приказано, в случае нереальности плана литератора, выйти в эфир повторно. Намеревались сбросить им опытного руководителя вместо пропавшего Мулекова, но группа Крепыша на связь больше не вышла…
— Ну вот, ребятки, кажется, добрались до места. — Старик тростью показал на зеленые корпуса домов: — Там отдыхающие живут, а здесь, — он кивнул на крохотную бревенчатую избушку, — мои хоромы.
Наклонившись через штакетник, дед повернул вертушку, открыл калитку. Звякнула цепь. Ребята насторожились. Из-под крыльца вылезла рыжая собака. Посмотрев на гостей, зевнула во всю пасть и, дернув несколько раз ржавую цепь, заскулила.
— Не скули, Нарта, гостей привел, теперь нам с тобой весело ночевать будет.
Шурка погладил Нарту. Пощупал ребра:
— Тощая больно!
— Эти дни на цепи держу. А то носится по тайге за мышами, а мне, чего греха таить, ночевать одному боязно, — дед кивнул в сторону корпусов. — Так и кажется, что оттуда кто-нибудь подкрадется при ночной-то тишине.
Он открыл скрипучую дверь, вошел в сени, что-то переставил, загремел посудой и показался на крыльце с котелком в руках.
— Идите, ребятки, познакомьтесь с моим хозяйством, а я чаек сгоношу, кашицы манной приготовлю. У меня целый стакан крупы. Куда мне одному столько.
Петька шепнул Тане. Она подскочила к мешкам.
— Дедушка, у нас еда есть. Нам всякой разной наложили.
— Ваше трогать не будем — в тайге пригодится.
Таня стала помогать деду готовить ужин, а мальчики пошли осматривать хозяйство. Они завернули за угол корпуса, и Петька сразу же стал рассказывать Шурке о задуманном плане.
— Ты должен сегодня нас выручить. Понимаешь, я зря спросил про Гаусса. Дед может кому-нибудь сообщить.
— А что нужно сделать?
— Вечером рассказывай деду Игнату всякие страшные истории. Ты же их много знаешь, и говори все подряд, чтоб он о Гауссе забыл насовсем.
Тимка подошел вплотную и зашептал:
— Про бабку свою, которая ведьмой была, расскажи. В общем, ври, сколько сможешь.
— Почему это я вру, я завсегда правду говорю.
Поздно вечером, когда непроглядная темень поглотила горы, ребята, отведав дедовской каши, удобно расположились вокруг костра и слушали Шурку Подметкина. Сегодня он добросовестно выполнял поручение своих друзей, рассказывал такую невероятную историю, что даже у Петьки холодели от страха ноги. Дед Игнат, увлеченный рассказом, сжался в комочек.
Шурка, сам пугливо глядя в темноту, шептал:
— И тогда мой отец запер дверь в зимовьюшке. B темноте забрался на нары. А они-то, нары, заскрипели так жалобно, аж отцу нехорошо стало. Лежит он, а глаза в темноте не закрывает. Забоялся их закрыть. Тихо лежит, и тут показалось ему, будто под нарами кто-то притаился. Он опустил руку вниз и стал щупать, — у Шурки застучали зубы, — и нащупал человека. Отец мой заголосил, а тот не шевелится. Задушенным оказался. Отец спрыгнул с нар и хорошо сделал, потому как через оконце тянулась к нему белая рука. Отец стрелил из двустволки, а на призраке, слышь, дедушка, рубаха-то белая, заговоренная, дробь не пробивает…
Дед, трясясь телом, проговорил:
— Из винтаря надо было стрелять.
Тане стало жалко Игната Андреевича, и она, незаметно толкнув Шурку, шепнула:
— Перестань. — И громко спросила: — Дедушка, а что такое винтарь?
— Это мы так винтовку называем. У меня тоже добрая винтовочка была. Она хоть на тыщу метров любого заколдованного призрака насквозь бы взяла.
— Дедушка, а где она сейчас?
Дед Игнат обрадовался перемене разговора и с готовностью стал рассказывать о своей винтовке.