24-е. Спор на общем собрании — все против меня. Понятно — помещения, выстроенные роботами, роскошны.

25-е. Плесень съела мой дом, на мою ногу сел фиолетового цвета грибок.

29-е. Второй дом раздавлен слизнем-титаном. Вспышка злобы, и я убил его. Прекрасное его тело — золотистое с рябью карминных пятен — погибло.

Вечером роботы Ш. принесли мне новый дом, холодильник и синтетпищу. Я слегка затемпературил. Я болен, но все же люблю этот мир, прекрасный и безжалостный. Так любят красивых эгоистичных женщин. (Мод.) Записываю симптомы своей болезни. (Длинный перечень.) Приходил Ш. и советовал мне сложить с себя звание. Послал к черту, сказал, что не примирюсь, буду воевать. Что сообщу Всесовету и выступлю свидетелем. О, я ему много наговорил и, боюсь, лишнее наговорил.

…Лихоражу. Жаль, если умру, этот мир прекрасен и жизнью, и красотой всего — солнца, деревьев, животных. Завидую тем, кто будет жить после меня, — я так мало успел.

…Ш. боится меня и явно ждет моей смерти — около крутятся его микророботы. Пришла М., увидела меня, ужаснулась, вскрикнула. Я прогнал ее — заразится, пожалуй. Свет слабеет. Видимо, началась атрофия глазного нерва. Так мне сказал д-р Гласс. (Боли он сбивает настойкой из черной орхи.)… Неужели умру? Нет! Нет! А почему бы и нет? Я никому здесь не нужен. Сегодня (это записано цифровым шифром) очнулся от резкой боли и поймал на себе суставчатого микроробота.

Нога деревенеет. Он сделал мне укол? Ужалил меня? (Далее симптомы начинающейся агонии).

Глен! Я клянусь тебе: плато, изгрызенное ходами механизмов, будет поднято мной. Словно кора поврежденного дерева. В конце ходов, в последней ячее, сидит Штохл. Он делает что-то. Отсюда я вижу светлый квадратик и вокруг него искорки.

И к нему придем мы, Закон и я, исполнитель его мудрости.

Закон!.. Он ослепителен в своей ясности.

Закон!.. Я вижу его сияющим кристаллом, красной зарей севера, полуденным солнцем пустыни. Он прекрасен и грозен, он несет порядок в путаницу жизни.

Соблюдение Закона — норма, нарушение его — болезнь. Штохл явно и бурно лихорадит.

Закон!.. Я вижу его рождение, первоначальное шествие по Земле, его раскинувшиеся в Космосе ростки. Умрет Штохл, умру я — Закон будет жить.

Ради него стоит мучиться и умирать. Иначе что будет с Обществом?… Я очнулся от мечтаний и увидел перед собой узкого чернобородого человека. Он рассматривал меня. Меня!

— А-а, доктор. Поговорим. Я вижу, вами обнаружено несколько токсинов и новых антибиотиков. А еще чем заняты? Делаете робота-хирурга. Зачем?

— Я всего лишь терапевт и, надо сказать, ленивый терапевт, — ответил он.

— Отчего умер Глен?

— Болотная лихорадка. Я же давал заключение. Откуда эти вопросы? К чему они?

Я встаю и засовываю тетради в карман.

— Убит!

— Бред, — презрительно бурчит эскулап. — Кому это нужно?

Я вышел.

Еще двери. Вхожу. Ха, молодожены! Им вместе — сорок лет. Заняты исключительно друг другом.

В комнате много цветов. Они шевелятся, колышат султанчиками, вытягиваются, сжимаются. Их жизнь можно созерцать часами. Особенно сидя рядышком с женой (мужем).

Штохл явно благоволит к семейным — отделка комнаты великолепная, на стене оконные занавески. Отдергиваю их.

Ба! Земной пейзаж! Поляна, звери — коровки, фермер в комбинезоне, ветерок, запахи… А все же есть что-то завораживающее в нашей праматери Земле. Итак, Штохл желает, чтобы ему не мешали. Он задабривает всех и этим просит: живите как хотите, но только не мешайте… — Муж — специалист по роботам.

— Много делаете? — спрашиваю я.

— По штуке в день универсальных. Прочие узких профилей: порхатели, прыгуны, червецы, десять-двенадцать таких малюток в день.

— Мощно! Это темп.

— Хозяин молодец, служить у него — счастье.

— Служить? — Я повторяю слово, пробую его на вкус, верчу во рту: «хозяин, хозяин, хозяин» и «служить, служить»…

— А как же, — говорит хорошенькая жена, поглядывая на меня весьма кокетливо. — Он такой добрый, наш Отто Иванович.

— Ваш?

Ясно, они отдыхают в удобном месте. Отдых высвобождает энергию. Штохл вливает ее то в легкую и чистую работу, то в семейное счастье, то в пляски с дымом и в грибное опьянение… с помощью Мэлоуна.

И человек-колонист становится человечком и колонистиком, он теряет инициативу. Закон преступлен: так мы не освоим космос, не разбросаем Разум по всем планетам.

— Вы знаете подробности смерти Глена? Нет? Понятно.

Комната, цветы, парящее ложе. Мод Глен, когда-то жена Глена, теперь одинокая женщина. Оттого и пляшет. Подбородок тяжелый, блондинка. Ники, юморист Ники, плетущийся за мной, входит в комнату, вынимает ее платочек из сумки, отдает. Та (от неожиданности) берет, вспыхивает, кидает платок в нас — тяжелый характер!.. Говорим.