Офицер щелкнул каблуками со шпорами, слегка наклонился и сказал глубоким баритоном:

— Лейтенант Хорст Раске к вашим услугам, — в его английском чувствовался сильный немецкий акцент.

— Лейтенант Роджер Ту Хокс.

Ту Хокс представил и Квазинда, но Раске только слегка кивнул головой: этот человек не представлял для него никакой ценности и находился тут только потому, что Ту Хокс попросил об этом. Когда перкунцы обнаружили, что Квазинд не О'Брайен, они хотели отправить его в рабочий лагерь. Они, конечно же, не знали, что он кинуккинук, дезертировавший из своей части, иначе тотчас же поставили бы его к стенке. Но Ту Хокс объяснил Виаутасу, что Квазинд из Готинозонии, и он помогал им бежать из сумасшедшего дома, и он, Ту Хокс, хочет, чтобы Квазинда оставили при нем: ему ведь нужен слуга. Виаутас дал свое согласие.

Ту Хокс отправил Квазинда за пивом. Раске уселся на огромную софу. Его рука скользнула в правый карман пиджака и осталась там. Он улыбнулся и сказал:

— Я все еще машинально ищу сигареты. Ну, курение относится к тем вещам, без которых я уже почти научиться обходиться. Эта та малая цена за мир, который предлагает тебе больше возможностей, чем твой собственный. Я говорю вам, лейтенант, мы — могущественные люди. Нам за наши знания готовы дать все. Все!

Он посмотрел на Ту Хокса, пытаясь проследить, какое впечатление произвели его слова. Ту Хокс сел в кресло напротив.

— Вы, кажется, довольно неплохо устроились за то короткое время, как попали сюда.

Хорст Раске рассмеялся.

— Я не из тех, кто упускает предоставившуюся возможность. К счастью, у меня хорошие способности к языкам.

Он взял стакан с пивом, протянутый Квазиндом, задумался, потом чокнулся с Ту Хоксом.

— За наш успех, мой друг! Два землянина в чужом, но не таком уж и негостеприимном мире! Возможно, мы проживем долго и будем процветать. Процветать, как никогда бы не смогли сделать этого там!

— Я пью за это, — сказал Ту Хокс. — И, позвольте мне поздравить вас с вашей замечательной способностью приспосабливаться. Большинство людей, оказавшись в таком положении, были бы потрясены настолько, что никогда не оправились бы.

— Вы, кажется, тоже хорошо освоились, — сказал Раске.

— Я непривередлив. Я ем то, что мне подают. И не имеет значения, считаю я это вкусным, или нет.

Раске снова рассмеялся.

— Вы нравитесь мне! Вы человек в моем вкусе! Я мог только мечтать и надеяться на это!

— Почему?

— Мне хочется открыться. Я не так самодоволен, как может показаться. Я чувствую несколько одиноко, вы понимаете: это тоска по общению с человеком нашей старой Земли, — он радостно рассмеялся. — Конечно, лучше было бы, если бы это была женщина, но нельзя же получить все, что хочешь. Кроме того... — он поднес стакан к губам и подмигнул Ту Хоксу. — Кроме того, я могу иметь здесь женское общество, когда захочу. И, кроме того, самую лучшую женщину. Мне удалось — назовем это так — вызвать интерес к своей особе у дочери здешнего властителя. Она имеет огромное влияние на своего родителя.

— Судя по всему, я нужен не только для общения, — сказал Ту Хокс. — Чтобы предоставить мне все это, должны быть еще какие-то обстоятельства, — и он жестом указал на роскошную обстановку комнаты.

— Я рад, что вы не так наивны. Скажем так, вы можете оказать мне большую помощь в делах. Да, вы нужны мне. Действительно, вы здесь находитесь благодаря тому обстоятельству, что мне нужно было, чтобы вы прибыли сюда. У меня есть друг, который занимает высокий пост в тайной полиции. Он рассказал мне о людях из другого мира, которых поместили в сумасшедший дом. Я предложил похитить вас и...

— Вы были и тем, кто предложил, чтобы нас убили, если вдруг не удастся взять живьем?

Раске был удивлен, но быстро взял в себя в руки и, улыбаясь, сказал:

— Да, это был я. Я не мог допустить, чтобы Готинозония получила информацию, которая позволила бы ей подняться на уровень Перкунии — моей приемной родины. Вы разве поступили бы иначе, если бы оказались на моем месте?

— Возможно.

— Конечно, вы так бы и сделали. Но вас ведь не убили. И вы должны быть мне благодарны, что вас не сгноили заживо в рабочем лагере Инскапинтика. Я предложил правительству Перкунии потребовать вашей выдачи. То, что эта девушка тоже была там, конечно, облегчило дело, потому что она — племянница герцога Торстайна, теперешнего министра иностранных дел.

— А что теперь с ней? — спросил Ту Хокс.

— Она теперь, естественно, должна принять перкунское гражданство. И если Ильмика даст клятву верности, то у нее будет роскошная жизнь: дядя ее очень большой человек здесь. В обратном же случае, если она откажется, а она, вероятно, так и сделает, как все эти тупоголовые британцы, ее возьмут под арест. Этот арест, конечно, не будет таким уже неприятным. Скорее всего, ее отправят в какой-нибудь замок с личными покоями и слугами.

Ту хокс отхлебнул пива и посмотрел на немца. Немца? Раске уже забыл о войне в своем родном мире. Теперь его интересовало только то, что он может получить здесь, и был счастлив, что располагал тем, за что в Перкунии могли дать высокую цену. И, как был вынужден признать Ту Хокс, в этом была доля смысла. Почему он должен продолжать здесь эту войну? Америка и Россия с таким же успехом могли находиться на планете в системе другой звезды. Военная присяга, данная ими, Ту Хоксом и Раске, здесь была ничем, нулем, все равно, что они оба погибли при Плоешти.