«Перед восьмым марта нам задали написать сочинение о маме. Чтобы не отклоняться от темы и облегчить себе работу, мы под диктовку учительницы аккуратно записали в тетради следующее:

План к сочинению о маме:

1. Глаза. 2. Волосы. 3. Голос. 4. Руки. 5. Рост. 6. Где работает. 7. Чем занимается дома. 8. Мое отношение к маме.

Итак, сначала глаза! Мамы дома не было, и я стала вспоминать, какие у нее глаза. Наконец, начала: «У моей мамы есть глаза. Они большие, добрые, ласковые». Цвет я забыла и оставила место. Следующее с красной строки — волосы. Я вспомнила, что у моей мамы густые жесткие волосы, и она делает укладку. И написала: «Мамины волосы всегда аккуратно причесаны. Изредка непокорная прядка выбьется на лоб...»

Ну, голос — это ерунда! Здесь вышло сразу: «У моей мамы приятный ласковый голос. Я узнаю его из тысячи голосов».

Теперь руки. Хотела написать — руки добрые, но добрыми уже были глаза, и я позвонила Люде: «Здравствуй, какие у тебя руки получились?» Она, взяв с меня слово, что не спишу, прочитала. Руки у нее получились «быстрыми, ловкими», и в них «горела всякая работа». Я изменила порядок слов, и руки были готовы.

Сколько в маме сантиметров, я не знала.

Шестой пункт самый легкий. Здесь я сразу написала: «Моя мама нигде не работает». И стала придумывать, «чем занимается дома в свободное время». И тут я вспомнила про сочинение моего младшего брата «Зимний вечер дома». Изменив кое-что, я написала: «Часто в свободное время мама смотрит интересные передачи по телевизору, читает увлекательные книги, играет с нами в настольные игры».

О! Теперь «мое отношение к маме». Сразу вспомнилась подходящая фраза: «Я хорошо отношусь к своей маме. Помогаю ей, стараюсь ее не огорчать».

Вот и кончено! Но получилось только на страничку, а надо на полторы — две. И я написала вначале: «У меня есть мама», а в конце: «Я очень люблю свою маму». Потом проверила, чтобы слово «мама» не повторялось в одной фразе два раза, и переписала все крупным почерком.

Теперь я получу пятерку, а всякий, кто прочтет это сочинение, будет иметь точное представление о моей маме...»

Прошло еще несколько месяцев, и снова рассказ «с натуры». Уже третий автор — Нина Тараторина, восьмиклассница из третьей школы, третьего района. Грустный, бесхитростный рассказ о том, как к автору пришла ее маленькая сестренка, начинающая школьница, и с благоговейным страхом сказала, что имеет задание учительницы сочинить какой-нибудь стишок. Взрослую девочку просто позабавила серьезность, с которой эта неискушенная в жизни малышка восприняла такую пустяковую вещь, как сочинение.

— Так стишок? Пожалуйста. Это можно, как орешки щелкать. Скажем, так:

И малышка, так же как и старшая сестра в свое время, смекнула, что не боги горшки обжигают. И мигом сочинила, что требовалось (ей велено было сочинить про дружбу):

И, представьте себе, на другой день эта самая малышка с усмешкой, исполненной презрения к учительнице, литературе и всем сочинителям на свете, сообщила, что за эту ерунду ее похвалили и поставили всем в пример. Чего ж удивляться, когда другая девочка в шестом классе сказала о пушкинском «Зимнем вечере»: «Задали стишок Пушкина про природу». Словом, там был стишок Алочки про дружбу, здесь — Пушкина про природу... в принципе то же самое.

Необходимо приглядеться, что за влияние оказывают наши школьные сочинения на художественный вкус, индивидуальность, искренность наших ребят. Ведь даются они и с воспитательной целью, а не только для упражнения в правописании или для оценки в классном журнале.

Одна весьма уважаемая мной шестиклассница (это уже будет четвертая школа и четвертый район) рассказала мне об удивительном опыте своей учительницы. После чтения отрывков из произведений классиков (гоголевский «Чуден Днепр», толстовский пейзаж из «Отрочества», тургеневские из «Бежина луга» и другие) учительница раздала ребятам открытки — кому достались березки Левитана, кому — мишки Шишкина — и дала задание:

— Вот, опишите это стилем Гоголя, а вы — стилем Толстого.

При всем своем уважении к моей собеседнице из шестого «Б» я не посмел ей поверить. Но она, порывшись в тетрадях, нашла даже запись, сделанную, очевидно, под диктовку: «Стиль Гоголя — пышн. восхищен...», «Стиль Л. Толстого — через свое воспр.». Еще чей-то (кажется, Пушкина) «динамич. пейзаж». Моя собеседница даже вызвалась показать, как все это делается. Проще простого!

Я дал девочке открытку — цветную фотографию улицы Горького.

— Пожалуйста, — сказала она, — вот можно так: «Чудна Москва при (косой взгляд на открытку) теплой погоде, когда вольно и плавно мчит она автобусы и троллейбусы сквозь шумные и нарядные улицы свои...»

Итак, это был стиль Гоголя Николая Васильевича — «пышн. восхищен.».

Так вот откуда мог взяться фельетонный «мальчик из художественного киносовета», придуманный Ильфом и Петровым. Помните, тот важный мальчик, который на обсуждении каждого фильма говорил: «Главное, чтоб не получилось, как у Чаплина».