Как видно, им понравилась его биография. Хотя совершенно ничего такого специального и секретного Петр не делал. Был старшиной, охранял разные учреждения — и все.

И вот он воцарился за железной дверью в прохладной комнате, узкой, как могила, с железным гробиной в углу — сейфом, раскрашенным под дуб. Окошко было маленькое и где-то под самым потолком. Так что насчет тени тут было даже лучше, чем в знаменитой седьмой бригаде.

Целый день Петр тоскливо слонялся по узкому проходику между столом и сейфом и читал листки по учету кадров. Он обязан был знать свои кадры. Это была его должность...

А вообще-то с наймом и увольнением особенной загрузки не было. Раз уж кто сюда попал — так и работает... Тут хочешь не хочешь — оставайся. Без паспорта не уйдешь. А паспорта — вот здесь они, в сейфе. Тоска была зеленущая.

... Он нервно зевал и потягивался, до хруста в костях. Казалось: никогда, никогда не привыкнет.

Но ничего, привык.

— Так, значит, вы рождены за границей? — говорил он, проницательно и строго глядя на заведующего конным двором — небритого дядьку, уныло мявшего свою кепочку.

— Сейчас это действительно считается как заграница. А тогда это считалось как Россия. Город Лодзь. Я в семилетнем возрасте переехал. Вакуировался, в связи с империалистической войной.

— Н-да, — укоризненно говорил Усыченко. Он не знал точно, почему это нехорошо, родиться за границей, но точно знал, что это нехорошо. — Ну ладно, товарищ Конопущенко, идите работайте...

Он, конечно, немного подражал дивизионному дознавателю товарищу Ярикову, к которому его самого однажды вызывали. Три года назад, по случаю пропажи валенок из караульного помещения.

На него тогда произвел большое впечатление товарищ Яриков. Он здорово работал. Как-то умел внушить людям чувство ответственности. Заставлял задуматься над всей своей жизнью каждого, даже невиновного, каким был в том случае сам Петр. Он был строг, товарищ Яриков, но справедлив — он не посадил Петра на восемь лет, хотя вполне мог посадить, ибо валенки действительно пропали! Три пары!

Но все равно, тоскливо было Петру. И плохо. Может, даже бросил бы он все это к черту, пренебрег бы высоким доверием, если бы не Рая. Она влетала к нему в кабинет, как птичка в кладовку. И начинала чирикать и заливаться. И он веселел с нею. Рассказывал разные истории: как отдыхал в санатории «Серебряный пляж», и как один его знакомый парень задержал крупного шпиона, и как скирдовали ночью у них в деревне. (И даже спел песню, которую они тогда пели.) Заведующий конным двором, урожденный иностранец, никогда не поверил бы, что он вот так может!

Петр настолько потерял голову, что однажды в рабочее время, под предлогом уточнения каких-то там обстоятельств, пришел к ней в седьмую бригаду, на косогор. И проторчал там полдня. И даже научил девочек той самой прекрасной песне: «Мы червонные казаки, раз, два, три. Переможные вояки, раз два, три».

Но, вообще, зря он себе это позволил. Потому что как раз тогда потребовались сведения товарищу Емченко, секретарю райкома. А «кадров» на месте не оказалось. И был хай.

— Вот вы ушли со своего поста, — сказал товарищ Емченко. — Предположим, по делам. Вы ушли, а в это время, представьте себе, к вам пришел трудящийся. Со своими жалобами и предложениями. А вас нет. Как вы считаете это? А?

— Да у него там одна Раечка есть, — защитил Петра рабочком Сальников — толстомордый добряк.

— Причина уважительная, — сказал товарищ Емченко, усмехаясь. — Это которая Рая?

— Да такая чернявенькая, — сказал рабочком. — Ничего девочка. И образованность (он округло повел в воздухе руками, изображая зад). И начитанность (он приложил растопыренные руки к груди).

Петр чуть не дал ему в морду, но сдержался при секретаре райкома. Тем более и товарищ Емченко ничего, посмеялся. Может, и правда, ничего такого страшного, ну пошутили в своей мужской компании.

Больше он уже не уходил. А парторг совхоза Александр Сергеич Павленко ругал его за это и насмехался при людях, называя «свинцовым задом». Как будто парторг имел право отменить указание секретаря райкома, который сказал: сиди.

— Нет, это ж надо! — говорил Александр Сергеевич. — Тут у нас девчонки с утра до ночи надрываются. А ты, здоровенный мужик, вот где пристроился.

— Я не пристроился, — вежливо, но твердо сказал Петр. — Меня поставили.

— А-а, поставили, — сказал Александр Сергеевич. — Ну стой, стой... То есть сиди... Но он не оставил Петра в покое. И уже через два дня опять пристал:

— Слушай, Усыченко. Раз ты уж тут все равно сидишь, то хотя бы пользу приноси! Стенгазету оформляй, что ли. У тебя хоть почерк ничего? Разборчивый?

Петр был не такой человек, чтоб грубить.

— У меня обыкновенный почерк, — спокойно ответил он.

... И неожиданно это оказалось спасением. Петр с восторгом собирал по телефону «цифры и факты», сочинял статьи на текущие темы, возился с листочками из ящика «Для заметок», висевшего перед конторой. Он исправлял неграмотные и идейно невыдержанные выражения, и сам писал от руки всю газету, и сам рисовал заголовок «БОЛЬШЕ ВИНОМАТЕРИАЛОВ РОДИНЕ», Он сам, когда потребовалось, сочинил даже стихотворный лозунг: