Пламя костерка не могло справиться с этой Тьмой, лишь чуть раздвигало её, силилось отвоевать маленький круг, и от этого Тьма казалась ещё страшнее и гуще. Бусому вдруг вспомнился совсем другой костерок на берегу весенней Светыни. Тогда им сообща удалось отбиться от наседающей жути, лишить её злой колдовской силы, без которой она враз превратилась в обычную и ничуть не страшную темень.

Кажется, целая жизнь с тех пор прошла…

Удастся ли нынче?

Тогда он был дома, и всё было на его стороне. Светынь, ледоход, близкое торжество утра… Нынче Бусому и его костру никто на выручку не придёт. Он один в далёких чужих горах. И даже хворост, который он подбрасывает в огонь, — не от берёзы, не от доброй сосны, а от какого-то незнакомого и несчастного дерева, засохшего на этих бесплодных камнях… И от Изверга особой подмоги ждать не приходится. Бывший соплеменник почему-то не захотел даже войти внутрь круга, очерченного горящей головнёй, лёг спать поодаль…

А Тьма всё ближе. Ей, а не Бусому, в этих злых местах раздолье и дом родной. Тьма здесь хозяйка, наглая и уверенная. Сегодня добыче от неё некуда деться. Одинокий мальчишка, заблудившийся на чужбине. Ни оберега на шее, ни матери-реки за спиной… Единственная оборона — вышивка на одёжке, так Тьма и не с такими доспехами управлялась. А этот второй, сирота, не потребный ни своему кровному племени, ни новой семье… Это всего лишь пища.

Бусый что было сил звал к себе особую внутреннюю улыбку, подбрасывал потихоньку сучья в костёр и — в упор, в зрачок — смотрел на подступавшую Тьму.

Однорукий взметнулся с земли и вскочил оскаленный, с обнажённым мечом в левой руке.

— В Круг! — заорал ему Бусый. — Зайди в Круг!

Изверг даже головы не повернул. Скорее всего, он этого крика даже не услышал.

Обступившая Тьма угрожающе загустела и вдруг вытолкнула из себя огромную зубастую птицу. Нет, это не была страшная птица Мавута. Это била крыльями её Тень, непроглядно-чёрная и вещественно плотная. Она ударила Изверга, и он покатился, сбитый с ног, по камням. Меча он, правда, не выронил. И когда новый удар, на сей раз когтистой лапой, не дал ему подняться на ноги, — успел рубануть навстречу.

Тень Тьмы хрипло взвизгнула и заухала на разные голоса… И тотчас на Изверга обрушился вихрь жестоких ударов.

Бусый выхватил из костра пылающий сук, завопил что-то несусветное и бросился вон из ограждающего Круга. И понял, что огонь, разведённый двумя веннами, всё-таки решил быть на их стороне. Вместо того чтобы сразу же бесславно погаснуть, сук, которым размахивал Бусый, только шипел и разгорался всё ярче. Бусый встал над поникшим без движения Извергом и, хрипя от ярости, бил, бил, бил этим огненным мечом в наседающую Тень Тьмы…

Потом он лежал поперёк тела своего товарища, лежал очень неудобно, подвернув левую руку и откинув правую, ещё сжимавшую догоревший сук, но не пытался изменить положение, потому что двигаться было слишком хлопотно. Наверное, несколько раз он то ли засыпал, то ли проваливался в беспамятство. Во всяком случае звёзды — близкие звёзды, яркие в темноте, каких дома летом никогда не бывало, — очень уж быстро вершили свой путь по небу. И вот небо на востоке начало светлеть, и звёзды почти сразу исчезли.

Бусый как следует проморгался, когда солнце поднялось из-за горы и стало тормошить его ласковыми руками лучей. Вставай, дескать, пока жара снова не началась!..

Он хотел сесть, но сразу охнул и откинулся обратно. Он никогда не был неженкой, но вчера ему досталось, кажется, на год вперёд. Бусый стиснул зубы, тихо зарычал и кое-как перекатился на бок. Потом поднялся на колени…

До ручья, который вроде должен был привести его к реке с диковинным названием Ренна, было шагов десять. Бусый решил было встать и пойти, но прислушался к себе и сразу передумал. Ещё он хотел посмотреть, как там однорукий, но отложил и эту затею. Изверг был жив, он по крайней мере дышал, а раз дожил до утра, значит, мог ещё чуть-чуть потерпеть.

Бусый на четвереньках скатился к ручью, распластался на берегу, сунул голову в воду и понял, как это — блаженствовать на Острове Жизни. Он готов был решить, что в самом деле умер и незаметно вознёсся Туда, но боль, плескавшаяся во всём теле, была слишком уж посюсторонней. Бусый вспомнил про Изверга и захотел поделиться с ним животворным блаженством, но у него не было с собой ни чашки, ни ковша. Стащив негнущимися руками рубашку, Бусый пополоскал её в ручье, собрал в ком и пополз обратно.

Однорукий выглядел так, что Бусому враз вспомнился и растерзанный Колояр, и Итерскел, каким они с Осокой его нашли. И дело было не в ранах, Изверг и без особых ран казался выпотрошенным, выпитым до дна, лишённым жизненных сил. Бусый приподнялся и выжал рубашку у него над лицом. Вода заструилась по маминой вышивке и стала омывать веки, затекла в приоткрытый рот… Изверг застонал, замычал и принялся жадно глотать, но глаз не раскрыл. Делать нечего, Бусый отправился за живой водой снова. Потом ещё раз…