— Мы на месте! — голос Катерины испугал его, и он невольно вздрогнул.

Судя по ее рассказам, Мальберг готов был увидеть более страшное место и даже был несколько разочарован видом дома неопределенного цвета, в котором жила Катерина.

— Второй этаж! — сказала она, поднимаясь по лестнице, обложенной белым кафелем. К его удивлению, она постучала в дверь. Открыл молодой темноволосый человек атлетического телосложения.

Катерина поцеловала его в щеку.

— Это Паоло, — представила она Мальбергу молодого человека. — А это синьор Мальберг из Мюнхена. Он поживет у нас некоторое время.

Паоло протянул Лукасу руку, как будто в том, что Катерина привела в дом незнакомого мужчину, не было ничего необычного.

«Как глупо было надеяться, — подумал Мальберг, — что такая красивая девушка живет одна».

Соффичи бежал по лестнице на третий этаж Апостолического дворца, держа под мышкой пачку газет. Чтобы не споткнуться, он приподнимал сутану правой рукой и перепрыгивал сразу через две ступеньки.

Достигнув цели, монсеньор остановился и перевел дух, а затем с подчеркнутой медлительностью прошел по длинному коридору до кабинета государственного секретаря. Бесшумно, никем не замеченный, он скрылся за массивной дубовой дверью с табличкой:

Соффичи бросил газеты на стол, рывком снял очки и вытер лицо платком, будто хотел удалить из памяти увиденное. Потом он стал раскрывать одну газету за другой и вырезать ножницами статьи, в которых описывалось таинственное происшествие с государственным секретарем Гонзагой.

В том, что в курию доставлялись газеты на рецензирование, не было ничего удивительного. Зачастую вырезки ограничивались откровенными фотографиями, на которых были видны вторичные половые признаки (первичные — само собой разумеется), а также фотографиями красивых юношей — бог его знает почему.

Соффичи еще не закончил работу, когда в дверях кабинета появился сам государственный секретарь.

— Я не ждал вас так рано, ваше преосвященство! — волнуясь, сказал монсеньор. — Как ваше самочувствие?

Гонзага был одет в сутану с красным поясом, пелериной, капюшоном и темно-серым жабо, над которым лысая голова выглядела, как шампиньон. Окутанный ароматом «Pour Monsieur», кардинал заметил, как Соффичи в спешке спрятал вырезки из газет под стопку документов.

— Не утруждайтесь, монсеньор, — сказал он, не ответив на вопрос своего секретаря. — Какой-то внимательный член курии уже положил мне на стол утреннюю почту. Я надеюсь, это не вам я обязан столь тонким намеком?

— Ваше преосвященство, ради Пресвятой Девы Марии и всех святых…

— Ну ладно. Я полагаю, вы не способны на такую низость. — Гонзага сцепил руки за спиной и взглянул на кессонный потолок — такие потолки были во всех комнатах третьего этажа. Потом снова повернулся к Соффичи и сказал: — В идиотскую историю мы вляпались. Даже молитва Святому Духу не помогла мне придумать убедительное объяснение тому, что случилось. Может, вам что-нибудь придет на ум, Соффичи?

— Вы имеете в виду, почему государственный секретарь в вечернее время ехал в машине своего шофера и внезапно остановился на участке с круговым движением?

— И это тоже. Но еще больше необходимо объяснение, для чего мне понадобились сто тысяч долларов в пакете. Если бы я только перевозил деньги в кейсе! Я себя выставил каким-то неаполитанским мафиози.

— А куда подевались деньги?

— Не переживайте, монсеньор, комиссариат вернул всю сумму до последнего цента по квитанции. Но не в этом дело. Речь сейчас о том, при каких обстоятельствах произошел этот несчастный случай. Как бы то ни было, я не удивлюсь, если газеты раздуют из этого большой скандал.

Соффичи мрачно читал газеты, разложенные на письменном столе. Он молчал.

Гонзага покачал головой и после недолгой паузы вновь заговорил:

— Только безбожное отродье может распространять такие сплетни. Бог накажет их за высокомерие. «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда!»

— Евангелие от Матфея, 12:36.

— Кто?

— Евангелист Матфей!

— Не важно. «Тогда-то и будет плач и скрежет зубовный»!

«Евангелие от Матфея, 13:50», — подумал Соффичи, но не стал произносить это вслух, зная вспыльчивость своего начальника. То, что Гонзага говорил фразами из Нового Завета, было известно всем.

В этот момент в кабинет ворвался Джон Дука. Задыхаясь от гнева и размахивая газетой, будто знаменем, он крикнул:

— Ваше преосвященство, мне кажется, вы должны нам все объяснить!

Соффичи испуганно взглянул на Гонзагу. Было в высшей степени необычно, что к государственному секретарю врывались столь нахально. Джон Дука, профессор канонического права и, кроме того, почетный доктор университетов Болоньи, Женевы и Эдинбурга, возглавлял IOR, Institute per le Opere Religiоse. [14] Учреждение с таким благородным названием было не чем иным, как банком Ватикана, где вращались миллиардные средства. Он находился за стенами замка, который, будто любовница, прижался к Апостолическому дворцу. Если смотреть на здание сверху, оно напоминало букву D, что означало Diablo — дьявол.