В один прекрасный день они осмотрели два места, оба были не годны, и они собирались уже возвращаться домой, когда услышали еще об одном участке, находившемся еще немного дальше от города.

— Если мы туда сейчас поедем, то придется чересчур поздно вернуться домой, — сказал Бэнни.

— В таком случае мы могли бы переночевать там в какой-нибудь гостинице, а утром закончить осмотр.

— А вы не боитесь сплетен? — смеясь спросил Бэнни.

Рашель ответила, что сплетен она совершенно не боится, и они отправились.

Участок находился неподалеку от маленького местечка, называемого Горой Надежды. Он лежал в долине, окруженной целым рядом невысоких кудрявых холмов, по склонам которых тянулись поля. Было начало ноября, только что перед тем прошли дожди; всюду зеленели всходы, и издали эти мягкие волнистые поверхности невысоких холмов производили впечатление мускулов каких-то распростертых гигантов, вместо кожи покрытых нежным, блестящим зеленым бархатом. Довольно большое пространство было занято огородами. Тут же находился артезианский колодец. В самом домике этого ранчо хозяев не было — очевидно, они отправились в город, и Бэнни с Рашелью, подробно обследовав всю маленькую усадьбу, взобрались на ближайший холм. Вершина его была покрыта рощею темных дубов и бледно-серых смоковниц; под ногами расстилался, ковер из душистой, изумрудной, еще невысокой травы; солнце только что исчезло с залитого пылающим золотом неба, и перепела перекликались на холмах. Чувство тоски и одиночества закралось в сердце Бэнни. Голоса перепелов так живо воскресили в его памяти отца, любимые холмы Парадиза и все те мечты о счастье, которым не суждено было сбыться. Теперь была очередь Рашели мечтать и строить планы.

— О, Бэнни, это чересчур хорошо! Как раз то, что нам нужно! Колледж "Восходящей Надежды". Самое подходящее название.

Бэнни рассмеялся.

— Название нам не так важно. Важно качество самой почвы.

— А сколько, вы сказали, здесь акров?

— Всего шестьсот сорок и немного более ста акров под пашней. Это даже больше того, чем сколько мы сможем в первое время разработать.

— И за все это только шестьдесят восемь тысяч! Да это находка! — воскликнула Рашель, перенявшая для подобного рода оценок широкий взгляд Бэнни. Недаром же она ездила кататься с ним в его великолепном автомобиле и осматривала владения богатых собственников.

— Цена, конечно, невысокая, — согласился Бэнни. — Надо только еще убедиться в качестве воды и почвы.

— Пока не стемнело, мы могли бы еще взглянуть на состояние всходов, — сказала Рашель.

— Конечно, — сказал Бэнни, — а утром побеседуем с хозяином ранчо. Может быть, это не сам владелец, а арендатор, и в этом случае он, разумеется, не скроет от нас правды. — Недаром Бэнни в своем детстве постоянно сопровождал своего хитрого отца, когда тот ездил осматривать и покупать участки!

Сумерки окутали холм; на их крыльях слетели новые грезы и сны, и Бэнни сказал:

— Во всем этом меня беспокоит сейчас только одно… Я очень боюсь, что нам не избежать скандала.

— Что вы хотите сказать?

— Мы теперь с вами всюду бываем вместе, а сейчас всю ночь пробудем вне дома.

— О, какие глупости, Бэнни!

— Нет, серьезно, это меня беспокоит. Я только что говорил Питеру Нагелю, что мы будем сообразоваться с буржуазными стандартами, а поступаем как раз не так, как должно. Моя тетка Эмма, разумеется, посмотрит на это с буржуазной точки зрения и ваша мать тоже. И обе они это очень не одобрят… А потому… Нам лучше всего пойти сейчас к мэру и обвенчаться.

— О Бэнни! — Она взглянула на него широко раскрытыми от изумления глазами, но было чересчур темно, чтобы увидеть их блеск. — Вы смеетесь?

— Рашель, скажите, вы не согласились бы взять на себя такую обузу хотя бы для того, чтобы спасти доброе имя нашего будущего учреждения?

— Бэнни! Вы этого не думаете… Вы не можете об этом думать серьезно!

— Уверяю вас, что я не вижу другого выхода!

— Бэнни… Нет… Вы слышите: нет!

— Но почему?

— Потому что вы никогда не простили бы себе, что женились на еврейке.

— Великий Боже!

— Поймите то, что я хочу сказать. Я горжусь своей расой. Но ваши друзья… Как они к этому отнеслись бы?

— Мои друзья, Рашель? У меня нет друзей, кроме тех, кого вы знаете, кто в радикальном движении. И что было бы с этим самым движением без евреев?

— Но, Бэнни, что скажет ваша сестра?

— Моя сестра не принадлежит к числу моих друзей. И она не спрашивала моего совета, когда выходила замуж.

Рашель несколько минут продолжала стоять молча, нервно сжимая свои пальцы, потом сказала:

— Бэнни, нет, скажите… вы серьезно? Вы не говорите этого просто так, под влиянием минуты?

— Такое "влияние минуты" я испытываю не в первый раз. Я уже несколько дней как хотел вам это сказать.

— И вы… в этом не раскаетесь?

Он засмеялся.

— Это будет зависеть от того, что вы мне ответите.

— Перестаньте шутить! Мне страшно. Вы меня пугаете. Я не могу допустить, чтобы вы сделали такую ошибку. Ведь это так невероятно серьезно!

— Но зачем смотреть на это так трагично?