Шрифт:
Крик ужаса шел до самой королевской Варшавы. Бога должны были молить поляки, что царь Алексей Михайлович поспешил остановить казацкую лавину: принял ее со всей землей украинской под свою державную руку.
«И мы, великий государь… изволили вас принять под нашу царского величества высокую руку… А наши ратные люди по нашему царского величества указу сбираются и ко ополчению строятся».
На помощь, на помощь братьям!
Уже не хитрил гетман Богдан Хмельницкий, когда все же маленько торговался, принимая царское подданство и оговаривая казацкие вольности:
«Чтоб Войско Запорожское само меж себя гетмана обирало, а его царскому величеству извещали, чтоб то его царскому величеству не в кручину было, понеже то давний извычай войсковой».
III
Государыня Елизавета Петровна переспросила:
– Извычай, говоришь? Двадцатидвухлетний гетман, еще не удостоенный
ни булавы, ни хоругви, в оправдание подтвердил:
– То не я, то старые хроники говорят, ваше императорское величество.
– Ах вы, грамотеи!…
Граф Кирилл Григорьевич извинительно поклонился: что поделаешь, мол, приходится. С хохлами – и жить по-хохлацки.
– Не собрать ли всю Малороссию в большой -большой такой степи да тебя в круг? Перекричишь ли всех-то?
Кирилл Григорьевич развел руками:
– Степь такая найдется, но мне Малороссию не перекричать, ваше императорское величество.
– Так что будешь делать?
– Ждать. Пока за меня это не сделают другие.
– О, султан турецкий! Гарем-то приготовил? Видя, как хорошо шутит Государыня, граф Кирила уже пресерьезнейше поклонился:
– А гарем у меня, ваше императорское величество, из единой Екатерины Ивановны состоит. Чаю, наследников нарожает.
– Ты гляди-ка на нашего султана… – обернулась она к занимавшемуся своим обычным делом – звоном бокальцев – Алексею Григорьевичу. – Самонадеян. И то сказать…
– И то, Государыня, – по своему праву перебил Алексей Григорьевич. – Скольких вы уже изволили окрестить?
– Да сколько? Наталья, Алексей… кто там еще на подходе?..
Будет ли время гетману делами-то заниматься? Дневными?..
Хорошо в таких случаях смеялась Елизавета Петровна. Дневные дела делались как-то сами собой. Зря, что ли, рядом с Алексеем звенел бокальцем граф Иван Симонович Гендриков? Да и нелюбимый ею канцлер Бестужев за тем же столом своей очереди дожидался. Он-то и встрял невпопад:
– А дневные дела, ваше императорское величество, никто лучше Ивана Симоновича не обделает.
Государыня вспылила:
– А то не знаю сама! Так чего он рассиживается?.. Граф Гендриков, ничуть не обижаясь, встал с прощальным поклоном:
– Сейчас же отправляюсь, ваше императорское величество.
– В ночь, что ли?..
– Вы сами любите в ночи скакать, а я слуга ваш покорный. – Пятясь в поклоне, чуть помедлил около дверей, но знал характер Государыни – ей надо маленько посердиться, – и без промедления вышел, сейчас же в путь. Собственно, не раз все было обговорено, выбор Государыня сделала самолично… ну, может, с некоторой подсказки не очень-то и любимого Бестужева да вот Алексея, – граф Гендриков пред таким важным заданием просто хотел получить последнее напутствие… и получил!
Его посольский обоз был отправлен вперед – долго ли налегке нагнать? Путь не близкий, в Малороссию, в гетманскую столицу, в Глухов. Во времена изменника Мазепы гетманской столицей был Батурин, но при неистовом штурме князь Меншиков сравнял его с землей – сейчас дворец в Глухове за неимением гетмана давно пустует…
Свой обоз он нагнал еще на подъезде к Москве, а казацкий – ветром вперед унесло. Ихним депутатам, обивавшим царские пороги все начало зимы, Государыня пожаловала по собольей шубе, каждая в пять сотен рублей, по бриллиантовому перстню по тысяче наличными… и последнее слово царское:
– Гетману – быть!
Так что депутаты на радостях умчались готовить сразу две встречи – вначале государеву послу, а потом и самому гетману. Елизавета Петровна долго телешилась, да круто решала.
В осыпанной бриллиантами шкатулце граф Тендряков вез малороссиянам жалованную грамоту за подписью: «Елизавет». Там как алмазом по стеклу было прописано:
«Быть в Малой России гетману по прежнему извычаю, как был при Петре Великом гетман Скоропадский».
Граф Гендриков, которого еще и Генриховым называли, прекрасно понимал, да и Государыне распрекрасно в ушки нажужжали, что никто лучше его не выполнит столь достойное и щекотливое поручение. Гетмана-то выбрали в Петербурге, а следовало все так обставить, чтоб всем казалось – в Малороссии, в самой Малой России казацкого предводителя избирают…