Шрифт:
– Императрица и Самодержица Всероссийская, тебе с полной ответственностью за себя и свой полк присягает командир Измайловского полка Кирилл Разумовский!…
Подоспевшие офицеры, каждый на свой голос, стали строить роты:
– Пе-ервая рота… направо-о!…
– Вторая рота, ко мне!…
– Третья рота!…
В несколько минут беспорядок на плацу сменился четкими линиями железно блестевших прямоугольников. Офицеры заняли места впереди своих рот, с обнаженными шпагами на откинутой руке. Поднялся с колен и командир полка, требовательно спросил:
– А за батюшкой послали? Кто-то весело ответил:
– Идет… но не так чтоб шустро!…
Отец Алексей Михайлов состоял полковым священником Измайловского полка восемнадцать лет; он благословлял полкового командира на служение полку лет четырнадцать назад. Постарел, но довольно бодро поспешал в полном облачении, с крестом и Евангелием. Солдат-причетник тащил за ним налой, покрытый парчой. Тишина установилась такая, что воркотня скворцов на березах парка давила дыхание. В этой тишине Екатерина Алексеевна опустилась на колени, приложилась ко кресту и Евангелию и скромно стала за спиной священника. Солдатские головы обнажились; в переполохе не все успели похватать ружья, но те, у кого они были, взяли «на молитву».
Отец Алексей Михайлов знал свое дело. Старческий голос его звучал громко, пасхально:
– Присягнем же службой честной Государыне нашей Екатерине Алексеевне… персты как для крестного знамения… повторяйте за мной слова присяги воинской…
Взметнулись рукава мундиров над белыми париками, раздался многоустый хор:
– Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред святым Его Евангелием!…
Когда обряд присяги закончился, командир полка снова отдал честь Екатерине Алексеевне:
– Ваше величество, куда прикажете вести полк?.. Ответил Григорий Орлов, вставший по правую руку
Государыни:
– К семеновцам, известно!
Кириллу Разумовскому не понравился ответ, данный за Государыню, да и ей стало неловко. Подсаженная Орловым, она села в коляску. Обочь в седле пристроился командир полка с несколькими офицерами. Впереди полка священник; без команды, едино по взмаху его креста двинулся полк. Улицу захлестывало, подметало это великое воинское шествие. На подходе к Фонтанке уже слышались барабаны, бьющие тревогу. По мостам Сарскому и Новому встречь бежали возбужденные семеновцы. Полки смешались под крики «ура!». В их массе совсем затерялась женщина, в посеревшем от пыли платье. А там еще пуще – от Аничкова моста бежали гиганты-преображенцы; это радовало, пожалуй, больше всего: командиром полка был сам Петр III. Преображенцы возбужденно сообщали, как они урезонивали своих слишком ретивых офицеров:
– Ворота запирать стали!
– Поручик Воронцов!…
– Капитан Измайлов!…
– Майор Воейков шпагой стал с коня рубить… чаго там, в штыки взяли, еле живой в реку кинулся!…
В белых колетах [15] , со шпагами у плеча вынеслась Конная гвардия. Там много было родовитых отпрысков, но Кирилл Разумовский залюбовался, конечно, своим родственничком-племянничком – Ильей Дарагаком, сынком сестрицы Веры Григорьевны. Тот изогнулся с седла и ловко поцеловал руку новоявленной Государыни. Знай наших хохлов!
15
Колет – в русских и некоторых европейских армиях в XVIII – нач. XX в. кирасирский короткий застегивающийся на крючки мундир из лосины или сукна.
VII
Пока присягал Измайловский полк и длилось все нарастающее шествие, с заходом в другие полки и в Казанский собор, где Императрицу поджидал Преосвященный Вениамин, архиепископ Санкт-Петербургский со всем своим притчем, – академические и университетские студиозы обежали город. Сырые еще от типографской краски листы манифеста появились на стенах всех присутственных мест, у Сената, Синода, на рынках, в купеческих рядах, на парадных дверях Зимнего дворца. После долгого шествия по городу усталая Императрица невольно остановилась.
– Манифест? За подписом Екатерины?.. Кирилл Разумовский, по площади сопровождавший ее уже пешим, хотел было отбыть к своему полку, чтобы не создавать лишней сутолоки, но приостановился за ее спиной.
– Да, ваше императорское величество. Боялись упустить момент. Немного торопливо, но при подготовке к печати Академическая типография внесет все поправки, сделанные вашей самодержавной рукой. Иль плохо сделали?..
– Еще Петруша не арестован! – лениво и устало зевнул Григорий Орлов, не отстававший теперь от Государыни ни на шаг. – Черт, ногу натер от этой беготни!… – дрыгнул он запыленным ботфортом.
– У меня сапоги просторные, ничего, – повертел носком Кирилл Разумовский.
– Да, но я с чего должен пехтурой?..
– Можно и верхом, двери в Зимнем дворце высокие, – без тени видимой иронии подсказал Разумовский.
Слышалось, как хмыкала, читая Манифест, Екатерина Алексеевна. К кому и к чему это относилось?.. Она решила прекратить ненужные разговоры:
– Я отдохну часок и займусь бумагами, прежде чем выступать в поход.
Бумаги – это прежде всего Манифест. Взойдя на второй этаж, в приготовленные для нее покои, Манифест был подписан еще прямо в дорожном платье. Какой там отдых!