– А ты слушай, парень. Вся деревня знала, как он с ней обращался, но Ларита пожаловалась мне сама. Она всхлипывала, причитала и твердила одно – будто она только и мечтает, как бы кто-нибудь ее вызволил. Ну, а у меня в ту пору водилось в кошельке золотишко, имелась прекрасная карета, я держал кучера и слугу, да и сам был молод и недурен собой. – Том вздохнул и пригладил длинные белые усы. Трудно было поверить, что это морщинистое лицо могло когда-то выглядеть привлекательным, но Мэт удивился другому. Карета? С каких это пор менестрели стали разъезжать в каретах? – Так вот, Мэт, у меня просто сердце разрывалось от сострадания к бедняжке. Ну, и не только от сострадания. Признаюсь, она мне изрядно приглянулась. Как уже сказано, я был молод и считал себя влюбленным, словно какой-нибудь герой из предания. И вот однажды – мы с ней сидели под цветущей яблоней, довольно далеко от дома сапожника, – я предложил увезти ее. Я обещал, что у нее будет дом, собственная служанка и двор с песнями и стихами. Но как только Ларита поняла, к чему я клоню, она пнула меня в коленку так, что я месяц хромал, да еще поддала скамейкой.

– Похоже, на пинки они все мастерицы, – пробормотал Мэт, пытаясь поудобнее устроиться на шатком бочонке. – Небось она тебе не поверила. Можно ли ее в этом винить?

– Еще как поверила. И пришла в ярость оттого, что я решил, будто она способна покинуть любимого мужа. Это ее слово «любимый». Она со всех ног понеслась к этому сапожнику, и мне оставалось либо убить его, либо вскочить в свою карету. Я выбрал последнее. Сдается мне, она до сих пор живет с ним, как и прежде. Крепко держит семейный кошель в своих руках, а когда этот малый случайно наберется в таверне эля, лупит его чем ни попадя. Потом я порасспросил добрых людей и выяснил, что она всегда так поступала.

Мэт почесал голову:

– Не понимаю, какое отношение это имеет к тому…

– Да такое, что не нужно, услышав часть истории, думать, будто ты знаешь ее целиком. Вот скажи, известно ли тебе, что Найнив и Илэйн через день-другой отправятся в Эбу Дар? Мы с Джуилином тоже едем.

– Эбу?!.. – Мэт едва успел подхватить выпавшую изо рта трубку. Налесин рассказывал ему кое-что об этом городе. Конечно, по части женщин и стычек Налесин мог малость приврать, но все равно выходило, что туда лучше не соваться. Место опасное. Так значит, они решили убрать Илэйн подальше? Вон оно что. – Том, ты должен мне помочь.

– Каким образом? – спросил Том. – Избавить их от злодея сапожника? – Менестрель выдул струйку голубоватого дыма. – Ты по-прежнему не знаешь всей истории, парень. Скажи, что ты думаешь о Найнив и Эгвейн? Впрочем, пожалуй, об одной Эгвейн?

Мэт призадумался. И что это менестрель все ходит вокруг да около, уж не задумал ли сбить его с толку?

– Эгвейн мне нравится. Я… чтоб мне сгореть, Том, Эгвейн и есть Эгвейн, что тут скажешь? Поэтому я и стараюсь спасти ее глупую шею.

– То есть избавить ее от сапожника, – пробурчал Том, но Мэт продолжал:

– И ее шею, и шею Илэйн, и даже Найнив, если ей я не сверну шею сам. О, Свет, я ведь хочу им только добра! Только помочь. Да и Ранд мне голову оторвет, если с Илэйн случится неладное.

– А тебе не приходило в голову попытаться помочь им сделать то, чего хотят они сами, а не то, что считаешь лучшим ты? Будь моя воля, я усадил бы Илэйн на лошадь и во весь опор помчал в Андор. Но она должна – я думаю, что должна, – заниматься чем-то другим, поэтому-то я и торчу здесь. Потею день и ночь, отираясь возле нее, чтобы ее, не ровен час, не убили. В Кэймлин она, конечно, поедет, но всему свое время.

Том с самодовольным видом пососал трубку, но, судя по тону, все, что он говорил, не слишком нравилось ему самому.

– Сдается мне, – проворчал Мэт. – им не терпится преподнести свои головы Элайде.

Стало быть, Том усадил бы глупую девчонку на лошадь, вот оно как? Хорошенькое дельце – менестрель тащит Дочь-Наследницу короноваться! Да, самомнение у Тома что надо.

– Ты не дурак, Мэт, – тихонько продолжил Том. – Тебе лучше знать. Эгвейн… Трудно представить себе эту девочку Амерлин… – Мэт кивнул, но Том не обратил на это внимания. – Но как мне кажется, у нее есть некоторые необходимые качества. Характер, например. А судя по некоторым событиям, правда, пока трудно сказать, не являются ли они случайностью, у нее, пожалуй, есть и мозги. Вопрос в том, хватит ли ей жестокости? Если нет – ее съедят заживо, вместе с характером, мозгами и всем прочим.

– Кто? Элайда?

– Она самая. Вот уж кому жестокости не занимать. А здешние сестры едва ли воспринимают Эгвейн как Айз Седай. Может, она для них и Амерлин, но не Айз Седай, хотя в такое и трудно поверить. – Том покачал головой. – То же относится и к Илэйн с Найнив. Они стараются не распространяться на сей счет, но даже Айз Седай удается скрывать далеко не все. Ежели к ним присмотреться да пошевелить мозгами, можно догадаться о многом. – Том снова достал письмо и, не глядя на него, повертел в руках. – Эгвейн шагает по краю пропасти, Мэт, и здесь в Салидаре, существует три клики – три, в этом я уверен, – и от любой можно ждать толчка в спину, стоит девочке сделать один неверный шаг. А если это случится, за Эгвейн последуют и Илэйн с Найнив. А может быть, они сперва столкнут их, чтобы легче добраться до Эгвейн.

– Прямо здесь, в Салидаре? – бесцветным голосом уточнил Мэт. Том спокойно кивнул, и на сей раз Мэт не смог сохранить видимость спокойствия. – И ты хочешь, чтобы я позволил им здесь остаться?

– Я хочу, чтобы ты перестал думать, будто тебе удастся заставить их поступать по-твоему. Они уже решили, что им делать, и от своего не отступятся. Но может быть, не исключено, ты сумел бы помочь мне уберечь их от смерти.

Мэт вскочил на ноги: перед глазами его предстал образ женщины с ножом, вонзенным между грудей. И это было не одно из тех, чужих воспоминаний. В сердцах он пнул бочонок, на котором только что сидел, и тот покатился по переулку. Помочь менестрелю уберечь их от смерти. В голове его всплыло туманное воспоминание о Базеле Гилле, хозяине гостиницы в Кэймлине. Вроде он говорил о Томе что-то… Что именно, Мэту так и не удалось вспомнить.