Не одна только авария вынуждает к прыжку. Прыжки с парашютом со стратостата не раз совершали наши стратонавты. Парашютисты-испытатели участвуют в борьбе за высоту наряду с воздухоплавателями и летчиками, авиационными врачами и конструкторами. «На какой бы высоте и в каких бы условиях ни начинали летать наши самолеты, вслед за ними на эти высоты обязательно проникали парашютисты-испытатели», — говорит известный рекордсмен-парашютист, заслуженный мастер спорта В. Г. Романюк.

Самолет штурмует стратосферу. С земли видно, как крошечный самолетик, сверкающий на солнце, вскоре исчезает где-то в бездонной синеве. И только белый след тянется за ним, уходя все выше и выше. Если нет сильного ветра, долго стоит в небе эта белая полоска.

Рядом с летчиком-высотником в кабине самолета парашютист. В тяжелой меховой одежде, с кислородной маской и парашютом он ждет, когда самолет достигнет потолка.

Нелегко оставить кабину на большой высоте, где каждое движение требует сильного напряжения, потому что низкое давление заставляет чаще биться сердце, где нельзя дышать без кислородного аппарата.

Начинается падение. Рывок — человек под раскрытым куполом парашюта несется к земле через стратосферу — царство вечного холода и безмолвия.

И когда поднимутся на разведку недосягаемых ныне высот воздушного океана пилоты ракет, совершится и оттуда путешествие под куполом парашюта. Представим себе, как может произойти такой прыжок.

Закончены последние приготовления.

Через узкий люк в ракету с трудом протискивается человек, закутанный в мех и кожу, с кислородной маской на лице. Он опутан ремнями парашютного ранца.

До старта остается минута… полминуты… Заработали насосы, подающие топливо, заработали двигатели. Ракета оторвалась от земли. Тело наливается тяжестью.

Полетом управляют автоматы. Они не дают ракете подниматься слишком быстро, иначе большая перегрузка сдавит, лишит сознания, сомнет человека.

Ощущение подъема давно знакомо по тренировочным полетам, по барокамере, в которой, не поднимаясь в воздух, можно побывать на любой высоте. И все же оно каждый раз новое.

В иллюминаторе — голубое, постепенно темнеющее небо. Подъем продолжается. Стрелка альтиметра проходит мимо цифр «15000», «20000», «30000» метров… И ракета попадает в ту область воздушной оболочки планеты, где только ей открыта дорога.

Земли не видно. Лишь кусочек неба в иллюминаторе, темнеющий все сильнее и сильнее, да стрелка прибора, упрямо ползущая вправо, говорят, что ракета идет вверх.

Еще немного — и шум двигателя смолкает. Но ракета с разбегу продолжает подъем. Тяжесть, давившая грудь, исчезла.

Пора! Все тело напрягается, готовясь к удару. Толчок… Еще толчок… Это кабина отделилась от ракеты. Теперь она предоставлена самой себе. В памяти осталась стрелка у цифры «70 000». Семьдесят километров!

Странное ощущение! Оно отдаленно напоминает быстрый спуск на лифте или растянутый во времени воздушный «ухаб», когда самолет теряет высоту.

Легкое головокружение. Пол кабины уходит из-под ног, тело как будто повисает в воздухе. Но нет, это только кажется, все на месте, лишь стрелка прибора стремительно ползет вниз. Раскрывается кабинный парашют, и скорость падения уменьшается.

Выполнена программа наблюдений. Надо экономить силы — впереди еще большее напряжение. Мысль работает четко, движения, повторенные столько раз на земле, следуют одно за другим.

Проверить кислородный аппарат. Открыть люк. Встречный поток воздуха мешает, но, справившись с ним, удается выбраться из кабины. Рывок, очень сильный, как удар. Начинается свободное падение.

Но вот уже раскрыт купол парашюта над головой. Дышится легко — кислородный прибор действует исправно. Почти не чувствуется жестокого мороза стратосферы.

Кабины уже не видно, она падает быстрее. Лишь небо да далекая земля, и между ними «висит» одинокая фигура под шелковым куполом.

Между небом и землей…

Это образное выражение сейчас было бы справедливо в буквальном смысле.

Небо над головой темно-синее, совсем не такого нежно-голубого цвета, каким мы привыкли его видеть. На нем сверкает Солнце — столь яркое, что нестерпимо больно взглянуть на его ослепительный диск.

Земля так далеко, что потеряла свой привычный, «земной» вид, когда при взгляде сверху отчетливо видны узкие извилистые полоски рек, массивы лесов, пересеченные дорогами и тропинками, ниточки-рельсы, игрушечные домики, жучки-автомашины. Смутно видна лишь гигантская рельефная карта, но без подробностей, без ощутимо ясных знакомых очертаний. Один сплошной серо-зеленый фон, подернутый местами белыми громадами облаков. С земли облака иногда кажутся плывущими в такой недосягаемой вышине, что ее трудно даже представить себе. А сейчас облака, как огромные горные хребты, громоздятся далеко-далеко внизу.