Шрифт:
Юная госпожа, принужденная влачить безрадостное существование в этом мрачном жилище, обрадовалась гостье, с которой можно было поговорить о прошлом, и, распорядившись, чтобы монахиню немедленно провели к ней… Она всегда питала особенно теплые чувства к этой женщине, некогда прислуживавшей ее отцу.
— С тех пор как мы встретились, не было дня, чтобы я не думала о вас, — сказала монахиня Бэн. — Но я отреклась от мира и не бываю даже у супруги принца Хёбукё. Когда б не настойчивые просьбы господина Дайсё, я вряд ли решилась бы…
Значит, Дайсё не забыл ее? — И сама девушка, и кормилица были тронуты. Там, в доме на Второй линии, он показался им таким красивым… Право, можно ли было предполагать?..
Когда спустилась ночь, кто-то тихонько постучал в ворота.
— К вам приехали из Удзи, — послышался голос.
«Наверное, это от Дайсё», — подумала монахиня и послала слугу открыть ворота. Она была немало удивлена, увидев, что карету подвели к дому. Тут вошел один из телохранителей и заявил, что хотел бы встретиться с монахиней Бэн. А поскольку он назвал имя одного из управителей владений Дайсё в Удзи, монахиня подошла к дверям. Сеялся мелкий дождь, и вдруг гулявший по саду холодный ветер принес чудесное благоухание… О его происхождении догадаться было нетрудно, и в доме воцарилось смятение. Это бедное жилище не было подготовлено к приему столь высокого гостя, и захваченные врасплох дамы: «Что же делать?» — вопрошая, бестолково засуетились вокруг.
— Мне хотелось бы поговорить с вашей госпожой, — сказал Дайсё. — В этом уединенном жилище нам никто не помешает, и, может быть, мне удастся наконец высказать хоть малую часть того, что терзает душу…
Девушка так растерялась, что не могла выговорить ни слова, и пришлось вмешаться кормилице.
— Раз уж господин Дайсё пожаловал, — заявила она, — нельзя отправлять его обратно, не предложив ему даже присесть. Надо только потихоньку послать кого-нибудь к госпоже Хитати… Ведь ее дом совсем близко.
— По-моему, с этим спешить не стоит, — ответила монахиня. — Почему бы молодым людям не поговорить? Я не вижу в этом дурного. Или вы думаете, что они сразу же воспылают друг к другу нежными чувствами? На свете нет человека благороднее Дайсё, он никогда не сделает ничего, что могло бы оскорбить вашу госпожу.
Дождь между тем лил все пуще, и небо совсем потемнело. Издалека доносились грубые голоса совершающих вечерний обход сторожей:
— С юго-восточной стороны дома разрушена стена, не спускайте с нее глаз.
— Вы бы лучше ввели кареты во двор и закрыли ворота.
— Что за люди, никакого соображения…
Дайсё прислушивался к этим странным речам со смешанным чувством любопытства и неприязни.
— У переправы Сано «нету даже дома, где б укрыться мог…» (480), — произнес он, устраиваясь на галерее, окружавшей этот провинциальный на вид дом.
Потому ли, что входЗарос — не пройти — буйным хмелем,У беседки стоюПромокнув до нитки. С крыши —Бесконечные струйки дождя. [52]52
Потому ли, что вход... — См. песню «Беседка» («Приложение», с. 97).
Можно себе представить, как дивились жалкие жители восточных провинций, когда ветер доносил до них благоухание рукавов Дайсё.
В конце концов, рассудив, что отказывать такому гостю неприлично, дамы устроили для него сиденье в южных передних покоях. Госпожа долго не решалась выйти, но дамы настаивали, и она, хотя неохотно, повиновалась. Раздвижную дверцу, отделявшую молодых людей друг от друга, прикрыли, оставив небольшую щель.
— Сидеть за дверью мне еще не приходилось, — посетовал Дайсё. — Право, я готов пенять плотнику, воздвигнувшему меж нами такую преграду.
И, потихоньку проникнув внутрь, он сразу же заговорил о своих чувствах, ни словом не обмолвившись о том, что видел в девушке живое подобие ушедшей.
— Однажды совершенно случайно я увидел вас сквозь щель в перегородке, — говорил Дайсё, — и с тех пор не могу забыть. Наверное, это судьба. Сам того не желая, я беспрестанно помышляю о вас…
Девушка не разочаровала его — напротив. Глядя на ее нежные, кроткие черты, он почувствовал себя окончательно плененным.
До рассвета, судя по всему, было недалеко, но петухи почему-то еще не кричали. С Большой дороги, которая проходила где-то поблизости, доносились сиплые крики разносчиков, выкрикивавших названия каких-то неведомых Дайсё товаров.
«Наверное, в предрассветной мгле торговцы с корзинами на головах похожи на страшных демонов», — думал он, прислушиваясь к крикам. Все здесь было непривычно и взору его, и слуху, но какое-то своеобразное очарование таилось в этих зарослях полыни. Скоро снова послышались голоса сторожей. Открыв ворота, они разошлись по покоям и, очевидно, легли отдохнуть. Подозвав слугу, Дайсё приказал подать карету к боковой двери, затем взяв девушку на руки, вынес ее наружу. Дамы остолбенели от неожиданности.