Шрифт:
Мальчик сдвинул брови; впрочем, ответ барона был столь необходим ему, что он отринул смущение.
— Ласт забрал у меня Януса и оставил меня подыхать. Я отвечу любезностью на любезность: верну Януса и оставлю Ласту смерть.
В словах мальчика было столько страсти, что они звучали подобно колдовскому заклинанию или магической формуле, заученные наизусть, как молитва на ночь. Ворнатти молчал, слышалось лишь звяканье хрусталя: Джилли, выполняя приказ барона, разливал напитки.
— Сомневаюсь, чтобы это было делом рук самого Ласта, — наконец проговорил барон. — Он так редко пачкает собственные руки — и к тому же привержен достижению единственной однажды намеченной цели. Будь то Ласт, даже не сомневайся, мальчик: ты был бы уже мертв. Так кто же такой Янус, чтобы заслужить подобное внимание? — Ворнатти принял кубок с обжигающим негусом из рук Джилли и пригубил. Потом сделал знак Джилли, и тот подал мальчику второй кубок, что предназначался обыкновенно ему самому.
Мальчик наморщил лоб, но в конце концов отбросил сомнения:
— Он незаконнорожденный сын графа Ласта.
— У Ласта не осталось в живых ни одного ребенка, — отозвался барон.
Джилли сунул кубок в левую руку мальчика и повернулся к Ворнатти:
— Об этом ходили слухи. Вспомните. Селия Розамунд, дочь адмирала.
— А, эта, — передразнил Ворнатти реакцию мальчика. — Бесхарактерная, беспутная распутница. — Барон улыбнулся собственной игре слов. К удивлению Джилли, на лице мальчика тоже мелькнула горькая усмешка. — Я думал, что она умерла, — проговорил Ворнатти. — Когда правда выплыла наружу, семья от нее отреклась, ее изгнали из общества. Я слышал, она отправилась в Развалины и там умерла.
— Она еще жива, — ответил мальчик. От голода у него заурчало в животе, да громко, на всю комнату. Мальчик поднял кубок, сделал три больших глотка сладкого пряного вина и вдруг, скривившись, уронил бокал на ковер.
Ворнатти передвинул ноги в туфлях подальше от расползающегося винного пятна.
— Если тебе не хотелось вина, нужно было просто вернуть кубок Джилли, — заметил Ворнатти, впрочем, без раздражения: мысли его были заняты другим. — Стало быть, он призвал незаконнорожденного сына? Я слышал, что последняя из жен Ласта умерла от послеродового сепсиса, а ребенок отравился плохим молоком.
— Все это глупая болтовня, — оборвал мальчик. — Скажите, где мне отыскать Ласта. — И он снова угрожающе поднял меч.
— А ну прекрати размахивать оружием, — не выдержал Ворнатти. — Ты начинаешь мне докучать. Я скажу то, что ты хочешь знать, а там будь что будет. Отсюда до имения Ласта еще десять миль. Сможешь ли ты пройти их пешком, по льду и снегу?
Лицо мальчика на миг вытянулось от отчаяния, но тут же спряталось под прежней маской решимости. Он направился к двери.
Внезапным движением, удивительным для такого, казалось бы, дряхлого старика, Ворнатти схватил юношу за руку.
Переночуй здесь. — Он погладил мальчика по щеке.
Юноша вырвал руку. Он больше не слушал; поглощенный собственными размышлениями, он был подчинен некоему внутреннему импульсу, не признающему преград.
— Джилли, — позвал Ворнатти.
Джилли неохотно повиновался. Будь у него право выбора, он, конечно, предпочел бы выпроводить мальчишку. Тем не менее он с привычной покорностью заступил юному гостю дорогу, не сводя глаз с руки, сжимавшей меч.
— Ладно уж, идем. Уважь старого негодяя, останься на ночь.
Мальчик поднял взгляд на Джилли.
— Прочь с дороги. — В глубине глаз заплясали тени, и Джилли отступил на безопасное от клинка расстояние. И все же он задержал мальчика на пороге.
Джилли понимал своего господина с полуслова. С того самого мгновения, как Ворнатти улыбнулся незваному гостю, слуга просек, что мальчик приглянулся барону. С иными чужаками разделывались немедля и не самым приятным образом: Ворнатти, не тратя лишнего времени на разговоры, выуживал пистолет из-под мехов, что грели ему ноги. Руководствуясь такими выводами, Джилли подлил мальчишке в кубок «Похвального» — его липкая сладость смешалась с медовой пряностью горячего вина. К удивлению Джилли, гость все еще держался на ногах. А ведь маленького глотка должно было хватить, чтобы обессилить такого тощего подростка.
Еще труднее оказалось принудить его остаться. Джилли все с большим трудом удерживал мальчика, вознамерившегося покинуть комнату. Только жадный интерес в глазах барона заставлял Джилли по-прежнему стоять на пути. Настроение барона было переменчивым, как ветер. Вскоре ему наверняка прискучит грязный своенравный юнец; однако до тех пор Джилли лучше было повиноваться воле господина, или же он испытает его гнев на собственной шкуре.
— Я заплачу тебе, — нашелся Джилли. — Достаточно, чтобы утром нанять лошадь до Ластреста.
Мальчик ожидающе протянул руку ладонью вверх.
— Утром, — настаивал Джилли.
Рука юноши стиснула черную рукоять.
— Думаешь, я поверю тебе после того, как ты подмешал мне что-то в вино?
Теперь Джилли явственно различал все приметы: опускающиеся уголки губ, слабеющие пальцы — то, чего он ждал несколько долгих минут. Мальчик противостоял действию снадобья лишь силой воли. Сколько еще он продержится на ногах, гадал Джилли.
— Я устал, Джилли. Проводи нашего гостя в комнату, и дело с концом. — Ворнатти подался вперед, со скрипом привстал с кресла и потянулся за оброненной книгой. — Имей в виду, в расписную комнату.