Шрифт:
Выпили, поели. Заказанное быстро кончилось, а официант куда-то запропастился.
— Давайте пить мой подарок! — предложил захмелевший Жирафф. — Я угощаю!
— Да ты что, родной! — перепугался Зебр. — Здесь нельзя со своими спиртными напитками! И вообще — это же коллекционный алкоголь! Сохрани его на память, будешь детям и внукам хвастаться!
— Нет, я наста-а-аиваю! — не унимался именинник. — Как советник Председателя Советующихся!
— Хорошо, давайте! Это нормально! — вмешался Бегемот. — Если что, я беру переговоры на себя!
Осёл раскупорил коньяк и было собрался разлить его по бокалам, но Зебр перехватил бутылку.
— Стойте! Сначала надо одному попробовать! Не забывайте, с нами глава государства!
Он плеснул в свой бокал немного напитка, произвел целую череду дегустационных действий и лишь затем неторопливо выпил.
— Козырное пойло! Ничего подобного в жизни не пробовал! — Зебр выразительно смаковал остатки аромата во рту. — Знаешь, профитроли, я бы на твоем месте немедленно его запечатал и спрятал подальше!
Вытхуянцы загалдели, в полосатого полетели апельсиновые корки. В конце концов бутылка вернулась к Ослу.
— Что это такое? — удивился Бегемот, сделав первый глоток.
— Вку-у-усный! — отхлебнул Жирафф. — Напоминает вкус моего любимого чая, да ещё и с са-а-ахаром!
— Фу! Так это и есть чай! — отвращению Белки не было предела.
— Студентик, насколько я помню, за коньяком бегал ты? — внешне мирный тон Бегемота легко мог обернуться объявлением беспощадной войны. — Как ты объяснишь эту околесицу?
— Во-первых, студентик не я, а Осёл! — дерзко возразил полосатый. — Меня выперли ещё с первого курса по ложному обвинению в злостном списывании. Во-вторых. вы конечно не поверите, что фальшивый коньяк мне подсунули в магазине?
— Конечно, нет! — хором ответили вытхуянцы.
— Ну, тогда мне ничего другого не остается, как сознаться. Но только помните: добровольное признание смягчает вину! Практически полностью! Да, я перелил коньяк в свою посуду, а вместо него на-бодяжил в бутылку чай!..
— Чей котёнок опять обкакался? — Белка отвесила Зебру внушительный подзатыльник.
— Ну почему-у-у-у?! — едва не заплакал Жирафф.
— Неужели ты надеялся, что тебе это сойдёт с рук? — пришёл в недоумение Бегемот.
— В том-то и дело, что надеялся! Я думал, Жирафф ни за что в жизни не будет открывать дорогой коньяк. Поставит дома в сервант на видном месте и будет только пылинки сдувать да гостей водить, показывать. Я и решил: не пропадать же добру?!
Добровольное признание смягчило вину Зебра. Через пятнадцать минут вытхуянцы вспоминали произошедшее, как забавный анекдот.
Между тем ночная феерия набирала обороты.
Музыка крепчала, официанты сбились с ног, девицы на сцене совсем распоясались. Зебр превратился в морской бинокль, пытаясь рассмотреть их во всех подробностях.
— Пошли танцевать! — не сиделось ему. — Чего сидим, кого ждем?
Вытхуянцы, наконец, поднялись.
— Можно просочиться? — вежливо попросил Бегемот отдыхающих за соседними столиками и попробовал протиснуться всей своей необъятной массой.
Далее все вокруг заходило ходуном, затрещало, сплющилось, кто-то пролил красное вино на платье. Дамы возмущённо запищали, а мужчины что-то разъярённо пробурчали.
— Меня никто никогда никуда не может послать! Посылаю я! — с достоинством отвечал Бегемот.
Окончательно застряв между столами, он, наконец, оставил попытки выбраться к проходу и вернулся на место…
По дороге Зебр инструктировал Жираффа, как вести себя на танцполе:
— Ты, Федя, запомни главное правило вип-тусовки: не верь, не бойся, не проси!
— Ну, не зна-а-аю! Я не запо-о-омню!
Сам танцпол оказался полностью стеклянным. Внизу, под ногами, было подсвеченное прожекторами море. В воде танцевали русалочки, изумрудно искрились их чешуйчатые хвосты.
— Я летаю! Я в раю! — впала в транс Белка.
— Эй, наркоманы, разойдись! — Зебр с разгону врезался в толпу танцующих, увлекая за собой друзей. — Вытхуяндия рулит!
Первое, что увидел Осёл, оказавшись в эпицентре буйного веселья — это силуэт превосходной танцовщицы, резко очерченный эффектом стробоскопа. Молодая особа танцевала так виртуозно, с такой неистовой энергетикой, что всё вокруг блёкло и терялось, превращаясь в мёртвое пространство. Она была как минимум королевой этого бала, весь её сумасшедший танец являлся ни чем иным, как ликующим гимном молодости, красоте и телесному совершенству.