Ильзе не шелохнулась. Затем с растерянным видом прошептала:

— Это какая-то трагическая ошибка…

— Ошибка?! — вскочив, Хабекер зацепил ногой стул и с яростью отшвырнул его. — У арестованного на вашей квартире радиста была найдена фотография фон Шелия. А вот и показания дипломата!.. Не угодно ли ознакомиться?..

Хабекер привык вышибать из арестованных признания угрозами и пытками. Ему доставляло сейчас огромное удовольствие одержать победу без помощи палки. Он как-то вырос в собственных глазах. И от этого его торжество над арестованной было, казалось, еще более полным…

Бросив взгляд на признание фон Шелия, написанное его собственной рукой, Ильзе похолодела: «Попалась… Эта обезьяна в мундире права. Теперь мне от них живой не уйти…»

Огромным напряжением воли она взяла себя в руки: «Шелия знает только меня. Теперь лишь бы выиграть время. И спасти товарищей. Этот гитлеровец прав — все отрицать невозможно. Надо брать всю вину на себя и больше никого не называть…»

Неделя сменяла неделю. Допросы, очные ставки с фон Шелия, на которых тот окончательно пал, продолжались ежедневно. Хабекер выбился из сил. Ильзе стояла на своем: больше она никого не знает.

Хабекер и его подручные давно забыли об утонченных методах допроса: «Нет, эту красную психологией не проймешь!..»

Ежедневно Ильзе избивали до потери сознания. Обливали водой и снова начинали истязать. Ее тело было сплошь покрыто страшными кровоподтеками. Она едва могла ходить. Но и самыми зверскими пытками эсэсовцы не могли сломить ее воли. Соседка Ильзе по камере Клерхен Тухола рассказывала, что, приходя в себя после допросов на Принц-Альбрехтштрассе, Ильзе Штёбе даже улыбалась.

За два дня до суда Ильзе разрешили увидеть брата и мать.

На ее изувеченное побоями лицо нельзя было смотреть без содрогания. Но глаза Ильзе блестели неудержимой радостью: она уже знала об успехах Красной Армии под Сталинградом. Она была уверена, что наступил поворотный момент войны…

Ильзе Штёбе была приговорена имперским военным судом 14 декабря 1942 года к смертной казни.

— Я не сделала ничего несправедливого, — заявила она в своем последнем слове. — Вы приговариваете меня к смерти незаконно!..

В конце января сорок третьего года Курт провел всю ночь в бомбоубежище вместе с директором отдела страхования «Альянс концерна». От него Курту случайно стало известно, что фон Шелия, только на суде узнавший о том, что он работал на коммунистов, был казнен в конце декабря сорок второго года. Благодаря влиятельным родственникам жене Шелия выдали после его казни страховой полис в размере пятидесяти тысяч марок…

После суда над Ильзе ее брат получил от нее короткое письмо: «Я ничего другого не ждала от них. Теперь я довольна и совершенно спокойна… Все, кто меня знал, будут одного мнения — я честна…»

За несколько дней до приведения смертного приговора в исполнение Ильзе, улыбаясь, сказала своей соседке по камере:

— Я выдержала… Я никого не выдала… Я спасла жизнь трем мужчинам и одной женщине…

Ильзе спокойно и мужественно смотрела в лицо смерти.

Убежденность в правоте своего дела, могучая воля, которой она обладала, помогали Ильзе вынести все пытки гестаповского ада. Даже свое прощальное письмо матери Ильзе, хотя это было ей очень тяжело, написала готическим шрифтом. Она сделала это только потому, что знала: готический шрифт мать читает легче, чем латинский.

Основная часть этого письма утеряна в концлагере Равенсбрюк. Когда гестаповцы отправили туда мать Ильзе Штёбе, старушка взяла последнее письмо дочери с собой. Каким-то чудом сохранился лишь клочок с несколькими строками. Вот они:

Ильзе Штёбе была казнена в ночь с 23 на 24 декабря 1942 года. Гестаповцы отрубили ей голову…

Недавно Вольфганг, Курт и генерал «Петров» снова встретились.

Зашла речь о группе Альты.

О многом вспомнили в тот вечер. И думали о том, что люди должны знать, с каким мужеством боролась против гитлеризма отважная патриотка-антифашистка Альта.

Славная, героическая дочь своей родины!